Клятва на мече
Шрифт:
– Нет. Ну, может быть, потом когда-нибудь… Но не скоро.
И все повторилось. Будто взяли старую, заезженную до дыр кинопленку, вставили в проектор задом наперед, и экран засветился. Те же люди, те же события и картины, только все непонятно и оттого смешно и одновременно жутковато, словно смотришь на уродца.
Туровскому показалось, что и «ракета» была та же, на которой он приехал сюда два дня назад. Но нет, тогда вон там, на стене возле иллюминатора, была прикноплена фотография из журнала, и через толстое стекло тянулась трещина, заклеенная изолентой. И сиденья были чуточку другими, и два матроса, убиравшие сходни.
Не было уже и бродяг-туристов с их гитарами и песней, ни слова из которой Сергей Павлович не запомнил: мысли были заняты другим – яростью. Множество раз виделась воочию картина: он с убийцей – один на один, как в древние времена, когда вопросы чести решались проще – на арене: два меча, два человека в тесном круге, из которого уйдет только один. Кто – решают там, на небесах.
А когда до желанной цели осталось всего ничего (полчаса на «ракете» до речного вокзала, две остановки на автобусе), оказалось вдруг, что арена пуста – ни зрителей, ни противника.
Следователь Ляхов, еле уместившись в кресле из-за большого роста, с ноткой осуждения смотрел на Туровского печальными глазами, глядя в которые хотелось крикнуть: «Я-то здесь при чем?»
– Не казните себя, Сергей Павлович, – проговорил Ляхов.
– Мы с самого начала противоречили сами себе, – бесцветным голосом сказал Туровский. – Убийство раскрыто, но слишком поздно! И разгадка настолько ужасна, что лучше бы ее не знать вовсе, может, и жить было бы спокойнее. Мы справедливо решили, что убийство – заказное, исполнитель прибыл со стороны… И тут же бросились искать того, у кого не было алиби, то есть было, но фальшивое на поверку. Мы подумали, что преступник выстроил некую хитрую комбинацию, дабы бросить тень на кого-то другого… Но разве профессиональный киллер действует так? Стал бы он дальше оставаться в санатории? Нет, ему было необходимо лишь ненадолго отвлечь наше внимание, чтобы беспрепятственно уйти. И он ушел… Благополучно и тихо, а мы продолжали искать черную кошку…
– Какую кошку? – не понял Ляхов.
– Ту самую, которой нет в темной комнате. Ваш эксперт сказал: «Зачем ему было входить? Пострелял с порога и ушел»… В этих словах была разгадка, а я ее не заметил, был слишком зол на вас.
– Я почувствовал…
– «А она о пистолете и не вспомнила, сразу бросилась открывать дверь. Почему?» – так вы, кажется, выразились? Мне захотелось защитить Наташу – ото всех и от вас в первую очередь. Мертвые сраму не имут. Наташа ошиблась – и заплатила страшную цену.
– Простите. Я был дико нетактичен.
– А на самом-то деле я просто почувствовал, что вы неправы. Если бы она не вспомнила об оружии, оно и лежало бы на своем месте, в тумбочке под зеркалом. А оно было сверху, под раскрытой книгой, будто Наташа, услышав стук в дверь, достала его, но тут же постаралась спрятать – быстро, инстинктивно, когда в распоряжении всего пара секунд! Вновь открывать трюмо долго. Зато сверху лежит книга, которой можно накрыть…
Козакова мы подозревали только потому, что он вел себя подозрительно. В девять утра явился к Кларовой с ранним визитом… Может быть, как-то успокоить: Нина Васильевна чувствовала вину – Даше накануне пришлось провести ночь в каморке вахтера. Козаков пробыл недолго: вскоре прибежали девочки-подружки. Света быстро ушла: засмущалась, почувствовала себя лишней и электронную игрушку напрокат не получила (Даша пожадничала-таки). Я спросил у Дарьи: в котором часу это было? Она ответила: в девять двадцать – девять двадцать пять. Но почему тогда Света не встретила в холле Бориса Анченко?
– Он мог зайти к женщинам не в половине десятого, а раньше.
– Я тоже склонялся к такой мысли. Я подозревал Бориса и видел, какая сила грызла его… Только он мог войти к Наташе с Тамарой, не вызвав подозрения… Но тогда Наташа не стала бы прятать пистолет. Разгадку мне подсказала Нина Васильевна. Она с Козаковым раскладывала пасьянс."
– При чем здесь это? – удивился Ляхов.
– Сразу видно, вы не картежник. Я бы тоже прошел мимо, спасибо, друг детства просветил…
– И что же она тебе нагадала?
– А, что обычно говорят в таких случаях. Дама – любовь, король – муж дамы, надо полагать. Казенный дом, дальняя дорога… Хотя, пардон, казенного дома не выпало – ни в первый раз, ни во второй.
– Вы раскладывали карты два раза? И все время без казенного дома? Повезло тебе.
– А следователь-то меня подозревает…
Я тоже попросил Нину Васильевну разложить пасьянс. Заметил по часам: ушло пятнадцать минут. Два раза по пятнадцать – это полчаса. Значит, Козаков ошибся, девочки пришли позже, около половины десятого, а часы у Даши отставали, поэтому они с мамой и опоздали на автобус до пристани.
– А у Светланы – тоже отставали? – недоверчиво спросил Ляхов.
– Нет. Светлана перевела их специально…
– Почему ты не позволила Свете взять игрушку?
– Мама рассердилась.
– Света обиделась, как по-твоему?
– Не знаю. – Даша насупилась. – Я хотела ее догнать.
– Зачем?
– Так просто… Прощения попросить.
– И что?
– Выглянула в коридор… Она посмотрела на меня, улыбнулась, помахала рукой – вот так, ладошкой от себя.
– Тебе виден был холл?
– Нет, стена загораживала. Но там кто-то сидел.
– Почему ты так думаешь?
– Бумага зашуршала. Будто книгу листали или газету.
– Что именно услышала Наташа из-за двери – теперь уже никто никогда не узнает. Ясно одно: это был детский голосок. Может быть, ей померещился давно умерший брат? Ведь она не расставалась с фотографией – столько лет ее терзало ощущение вины за его гибель, как же, оставила одного с пьяным отцом, хотя мать и предупреждала…
В руке был пистолет (оружие: кошмар возвращался!). Она не глядя сунула его под книгу на трюмо, чтобы не дай бог не испугать ребенка. Открыла дверь – и получила стрелу.
Где-то у серо-коричневых скал горел костер. Туровский уже знал, что скалолазы и альпинисты предпочитают готовить на примусах – меньше возни и не нужно искать дрова. Видимо, решил он, костер развели в честь какого-то особого случая: день рождения, недавняя свадьба… Или просто – кончились выходные, подходит к завершению сезон. Лето отпылало, впереди возвращение в город-джунгли. А вершины опустеют, сиротливо и гордо оставаясь стоять где-то и ждать. Недолго – до следующего лета…