Клятва на мече
Шрифт:
– Вам не кажется, что мы с вами выбрали не ту профессию? – отстраненно спросил Ляхов.
Маленькая раковинка-кулон зацепилась за ручку двери, позолоченная цепочка оборвалась, а Тамара, не в силах пошевелиться, смотрела на лежащую на полу Наташу и видела ее потемневшие зрачки. Яд на конце стрелы уже начал действовать, язык во рту распух, Наташа еще пыталась что-то сказать, предостеречь… А убийца стояла в дверном проеме, не обращая внимания на тело у ног, глаза спокойно, без капли эмоций, остановились на следующей жертве, и Тамара поняла: она – не враг. Даже не живое существо – просто объект задания… Инстинкт самосохранения все же взял верх, она умоляюще прошептала, сползая на пол:
– Пожалуйста… Ну пожалуйста! Скажи Олегу, я не буду выступать на суде! Я буду молчать, обещаю! Только не убивай…
Но убийца уже поднесла к губам флейту – ту, которую Сергей Павлович выловил из воды у старого причала.
– У Светланы было две одинаковых флейты: одна – настоящая, другая – без отверстий на плоскости, которая использовалась в качестве духовой трубки. Из нее она убила Наташу и Тамару. Двое скалолазов – мужчина с девушкой – ждали ее за пределами санатория, потом последовали за ней на пристань, якобы для ее же безопасности. На самом деле Света, конечно, была обречена.
Ляхов с силой провел ладонью по лицу.
– Но как… – проговорил он с мукой в голосе. – Ведь девочка, ребенок… Как же так? Почему?
…Квартира была самая средняя, вполне соответствующая социальному статусу ее обитателей (мама – учительница, папа – технолог, вспомнил Туровский). Множество старых вещей, оставшихся, вероятно, еще от бабушки-дедушки: вытертый коврик на полу, громоздкий телевизор, почерневший от времени комод, накрытый кружевной салфеточкой, на которой – само собой – стояли семь слоников, призванные приносить счастье. Большая фотография на стене, семейный портрет в серебряной рамке: папа (интеллигентного вида, черноволосый, черноглазый, с изогнутой трубкой в зубах – погибшая Светлана оказалась точна в деталях), мама (милая русская красавица с ясными глазами и пушистыми ресницами) и дочка, унаследовавшая от матери брови вразлет и ямочки на щеках, а от отца – нос с изящной горбинкой. Достаточно было взгляда на эту фотографию, чтобы тут же развернуться и уйти с извинениями…
– Света? – Женщина удивилась. – Что она натворила?
– Абсолютно ничего, – искренне ответил Туровский. – Просто она оказалась случайной свидетельницей одного… э-э, происшествия. Точнее, возможной свидетельницей.
– И что вы хотите?
– Только задать ей пару вопросов, ничего больше. Если пожелаете, в вашем присутствии.
Мужчина и женщина переглянулись.
– Но ее нет дома. Она отдыхает в лагере.
– В лагере? – уточнил Сергей Павлович. – Не в санатории?
– Нет, нет, в лагере! Мы можем дать адрес… – Женщина покопалась в тумбочке, выудила листочек и протянула Туровскому. – Но вы точно знаете, что со Светой все в порядке?
Сергей Павлович еще раз взглянул на портрет, пытаясь отыскать сходство девочки с фотографии и девочки из санатория…
– Это она? Ваша дочь?
– Да… Мы снялись в прошлом году, на ее день рождения.
Ничего общего.
Вернее, общее-то можно было найти, коли задаться именно этой целью. Овал лица… Форма подбородка, форма ушей, форма надбровных дуг… Да, при определенном старании Света с фотографии могла бы загримироваться под Свету из санатория. Вполне могла бы, если бы не тысяча аргументов против. Одним из самых весомых было полное отсутствие следов грима на лице девочки, убитой на «ракете».
– Скажите, вы знаете всех Светиных подружек?
– Гм… Всех – вряд ли, только самых близких…
– Посмотрите, пожалуйста. – Туровский вынул из нагрудного кармана фотографию убитой.
Мужчина и женщина синхронно покачали головами.
– Нет, мы никогда ее не видели.
Света настоящая отдыхала в лагере – бывшем пионерском: вывеску сменили, на все остальное махнули рукой. Стояли, как и прежде, гипсовые барабанщики и горнисты на своих пьедесталах – маленькие, беззащитные и гордые…
Девочка долго разглядывала фотографию и хмурила брови – видно, что-то почувствовала, какие-то детали выдали, и спросила:
– Она что, умерла?
– Умерла, – кивнул Туровский. – Утонула.
– Жалко. Хорошо хоть папа с мамой плакать не будут.
– Почему?
– А она то ли интернатовская, то ли детдомовская… Была то есть.
– Как ее звали?
– Марина. Фамилию не знаю.
– А как вы познакомились?
– Да обыкновенно, на улице. Мы сидели на лавочке в сквере. Там наше место. Санька принес магнитофон, кассеты. Ну, сидим, балдеем. Вдруг подходит какая-то девчонка. Тоже встала, слушает. Санька ее прогнать хотел, но я заступилась. А чего он в самом деле? Его сквер, что ли?
– Сколько вас там было?
– Гм… В тот день – пятеро, пожалуй. Если я никого не забыла.
– А Марина заговорила только с тобой?
– Ну да. Это же я заступилась за нее перед Санькой.
– А почему он ее хотел прогнать?
– Не знаю. Они с первого взгляда друг друга невзлюбили. Он к ней постоянно придирался. Даже тогда, на пляже.
– Вы вместе ходили на пляж?
Света фыркнула:
– А что такого? Ну, ходили. Купались, загорали. То есть Марина сначала в воду не лазила, мы думали, она плавать не умеет. Санька над ней начал издеваться, представляете? Ни за что ни про что. Я ей однажды сказала: чего ты терпишь? Хочешь, я ему в морду заеду? Нельзя же с человеком так только потому, что он плавать не научился. Санька услышал, загоготал, дурак эдакий.
– А Марина?
Света улыбнулась:
– А она подошла к нему и говорит: видишь баржу у того берега? Давай до нее и обратно наперегонки, без перерыва. Мы думали, она сдурела. Туда из взрослых-то редко кто плавал, уж больно далеко, да и вода была тогда холодная. Санька и половины не проплыл, повернул назад. А Марина – спокойно, даже вроде и не устала. Ой!
Света вдруг испуганно прижала ладони к щекам:
– А ведь вы говорили, она утонула… Она же плавала как рыба. – На ее глазах закипели слезы. – Значит, она не сама, да? Ее кто-то утопил?
И заплакала – тихонько, без всхлипов.
Туровский убрал в карман фотографию – с мрачной мыслью о том, что кончик нити снова потерян. Остались лишь повисшие в воздухе вопросы: как? почему? кто сумел так дьявольски воздействовать на сознание Марины (или вовсе его отключить)? кто ее подготовил? кто тренировал? и наконец, кто убил?..
Жрец, вдруг всплыло откуда-то слово. Имя, кличка? Он поднапряг память, включив свою «внутреннюю» картотеку, растолстевшую за пятнадцать лет работы. Так и ехал всю дорогу в душном автобусе на заднем сиденье, прикрыв глаза и перебирая в уме длинные списки. Жрец. Жрец…