Клятва на стали
Шрифт:
Рааз улыбался со всеми и притворялся, будто отряхивает плечи.
– Молодец, Зурал, – похвалил он. – Теперь скажи мне… а!
Он кивнул при виде меня и поднял руку. Мы остановились шагах в четырех.
– Боюсь, что остальное в следующий раз, – обратился Рааз к своим ученикам. – Но помните цель этого упражнения: если вы распознаете чужую магию, уразумев, как оформляются силовые элементы, и придадите им форму для собственного использования, то вы окажетесь на шаг ближе к тому, чтобы обратить эту магию против него, едва он ее соберет, – понятно?
Кружок
– Прошу, – пригласил Рааз, указав на пол перед собой.
Мы с Птицеловкой сели.
– Приношу извинения за то, что вызвал вас сюда, но моему господину неможется, и кто-то должен вести за него уроки.
– Вы тут учите? – спросила Птицеловка.
– Почему бы и нет? – Рааз склонил голову набок.
– Да я подумала… – Она указала на многолюдное пространство храма. – Во-первых, уединение. Во-вторых, таинство. В-третьих, снова уединение.
– Твоя мысль понятна. – Рааз свел пальцы домиком и поставил локти на колени. – И будь я членом, скажем, Тал Нариша, то мог бы с тобой согласиться. Наришем я был бы счастлив сидеть у себя и давать уроки в уединении классной комнаты или закрытого сада. Но я из Тал аль-Фаджа, а это значит, что наша школа больше нам не принадлежит. Она является собственностью Тал Нариша – подарок деспота за раскрытие подлого заговора ее бывших владельцев.
– Ох! – откровенно сконфузилась Птицеловка. – Я не знала…
– Откуда тебе было знать? – плавно подхватил Рааз. – К тому же деспот был великодушен. Тал аль-Фадж по-прежнему располагает собственной школой. Она просто меньше. И беднее. И склонна к зависимости. Поэтому мы приходим сюда. – Он показал на храм. – Где еще обучать секретам могущества и власти, как не на глазах у Семейства? – Он подался вперед. – И можно ли лучше избежать подозрений, чем сидючи открыто, у всех на виду? Если мой господин хочет уединения, дорогая Птицеловка, мы прибережем его для действительно важных вещей и не будем примешивать к простеньким урокам манипулятивной магии.
– Кстати о магах-манипуляторах, – вмешался я. – Чего тебе нужно?
– Ты еще спрашиваешь? – Рааз сердито переключился на меня.
Я чуть улыбнулся и глянул через плечо, проверяя, нет ли кого поблизости. Прихожане и праздношатающиеся большей частью разошлись, и нам не грозило быть подслушанными. Тем не менее я послал Птицеловке взгляд. Она встала, отошла и расположилась между нами и аркадой.
Я повернулся обратно, порылся в дублете и выложил на полированную напольную плитку пакет Джелема.
Рааз смотрел то на него, то на меня. Я отметил, что на шее у него сохранился серый рубец; он оставался в перчатке на левой руке, где нейяджинка подсекла его тень, и все еще говорил с хрипотцой.
Его рука потянулась к сложенной пачке бумаг.
– Рад видеть, что…
– Не спеши, – возразил я, наклонился и прижал уголок
– Возросла? – Рааз нахмурился, но руки не убрал. – Почему?
– Я не вьючный мул. Тем более не Джелемов.
– И все же ты здесь, с бумагами.
– Я только хотел показать, что не шутил.
– Насколько я помню, наш договор подразумевал помощь в обмен на доставку посланий. И вот ты сидишь в городе, а у меня в руках по-прежнему пусто. Мало того – ты просишь о большем. – Рааз покачал головой. – Я был лучшего мнения о Серых Принцах и думал, что они верны своему слову.
– Я исправно держу мое слово, – возразил я. – Когда меня не кидают и не используют.
– Ах вот в чем дело? Задета твоя королевская гордость и ты утешаешься угрозами и требованиями? Я ждал от тебя большего – исходя из того, что писал Джелем, но теперь вижу, что ты обычный имперский мордоворот, как и весь твой так называемый Круг.
Моя рука метнулась вниз и выхватила из сапога аррибский кинжал с дымной кромкой. Глаза Рааза расширились, и он издал горлом слабый прерывистый звук. Я был готов поклясться, что увидел, как сдулись его пальцы в перчатке.
– «Имперский мордоворот» сразился ради вас в темноте с гребаной ассасинкой, – проговорил я, держа клинок низко, но так, чтобы Рааз видел застывшую тенистую субстанцию. – Я спас жизнь не только тебе, но и твоему господину. Птицеловка заработала по голове, а меня подрезали и заодно отравили. Поэтому да, твой господин потратил на меня силы и средства, но я пролил за него кровь. И если кому-то задолжали, то исключительно мне.
Рааз сел прямо, взирая на нож, как на готовую ужалить змею.
– Ты не единственный пострадал в том зале, – возразил он медленно. – И опасность грозила не только нам. Твоей жизни тоже угрожала нейяджинка.
– Верно, – согласился я. – Но смылась-то она не твоими стараниями?
– Я говорил тебе, что стряслось с моим господином? – Рааз надолго уставился на меня, сжав кулак и скрипнув кожаной перчаткой. – Почему с тобой разговаривает не он? Потому что он умирает. Что бы ни сделал с ним хешех, оно пожирает его. Тьма провела черту… – Рааз показал на своем кулаке под костяшками и выше запястья. – Он говорит, что все еще чувствует пальцы, что они находятся за чертой и что-то их гложет. Поглощая его. Медленно.
– Поглощая? – Мне стало вдруг неуютно держать этот нож.
– Исходный разрез пришелся на основание пальцев. Черта поднимается по руке. Мы не знаем, сведет ли его с ума боль до того, как это нечто убьет, или мы сами убьем его из сострадания.
– А кисть нельзя отрезать? Я понимаю, что это не лучший выход, но с учетом других…
Рааз помотал головой.
– Другие волхвы говорят, что тень пребывает в его крови и поедает его изнутри, только медленно. Они пытаются изгнать ее, но… – Он разжал кулак в перчатке, чтобы видеть пальцы, и потер след на шее. – Похоже, что мне по сравнению с ним повезло.