Клыки и монеты
Шрифт:
Готтлиб пустил лошадь шагом, и они медленно поехали по дороге в сторону поля. По мере их приближения Симон рассмотрел растение, так поразившее крестьянина. Высокое, выше Эйбенхоста, с толстыми стеблями и десятком крупных вытянутых листьев. Когда они оказались в двух дюжинах шагов от посевов и дорога стала заворачивать к деревне, Готтлиб оставили лошадь, спрыгнул с телеги и пошел смотреть вблизи.
— Готтлиб, я бы не стал делать это без спроса. Как бы ты отнесся к тому, что чужак лезет к урожаю?
— Нас не увидят, люде еще не
Герхарад, а вслед за ним и Симон спустились на землю и последовали за крестьянином. Рассматривая посевы, младший охотник признал, что никогда раньше не видел подобных растений. Поле явно обрабатывали — виднелись следы распашки, а стебли росли друг от друга на равном расстоянии. Некоторые листья были толще, словно в них было что-то завернуто.
Готтлиб уже дошел до первого ряда и осторожно прикоснулся к утолщенному листу. Потом смелее взялся двумя руками и развернул легко отошедшие листья. Симону сложного было описать то, что находилось в центре. Он не встречал ничего подобного даже на миниатюрах в травниках. На жестком кочане располагались плотными рядами белесые с красными прожилками зерна.
Крестьянин обернулся к охотникам:
— Понятия не имею, что это за штука. Я бы сейчас развернулся и уехал. А потом навсегда забыл, что здесь побывал.
По лицу Герхарда было заметно, что он думал о том же. Но все-таки любопытство победило, и охотник покачал головой:
— Нет, едем дальше. Будь это тайна, не стали бы высаживать близко к дороге.
— Герхард, послушай меня…
Готтлиба перебил короткий резкий свист. Обернувшись, они увидели, что на полпути к ближайшему дому стоял мужчина с серпом. А в сторону деревни бежал подросток. Симон замер на месте, чувствуя себе вором, которого застали за кражей. Герхард же сохранил самообладание и приветственно помахал рукой.
— Готтлиб, залазь в телегу и следуй за нами. Симон, пойдем познакомимся с жителем Ольварда. Посматривай на его шею. И когда придет подмога, у них тоже.
Охотники пошли навстречу крестьянину. Тот оказался мужчиной лет тридцати с аккуратно постриженной бородой в простой некрашеной одежде из шерсти и льна. Если Готтлиб одевался с претензией на моду, пусть и в крестьянском представлении, то у этого все было скроено как при дедах-прадедах.
Герхард заговорил первым. Он демонстративно держал руки подальше от рукояти кинжала и старался звучать дружелюбно.
— Приветствую, уважаемый.
— Чего здесь делаете?
Симон обратил внимание на странный выговор крестьянина. Тот говорил отрывисто и проглатывал окончания слов, отчего охотник понял его вопрос с небольшой задержкой. Манера речи подтверждала, что Зольрштейн почти не имел связи с внешним миром.
— Мы приехали торговать. Обычно ездим из города в Фефшимс, но недавно узнали, что здесь тоже люди живут. Заехали посмотреть, как тут у вас. Увидели поле и стало интересно, что за чудо тут растет. Так и не поняли.
На первый взгляд крестьянина устроило такое объяснение. Он опустил руку с серпом и расслабился. Он кивнул в сторону поля, махнул рукой и удивлено сказал:
— Это майиз. А что, его где-то не сеют?
Когда крестьянин повернул голову, Симон успел рассмотреть отметину на его шее. Белый шрам оказался хорошо заметен на загорелой коже. Но сложно было однозначно сказать, что это именно след от укуса.
— Нет, далеко не везде, — покачал головой Герхард. — Оттого и удивились.
— Чем торгуете-то?
— Много разной мелочевки. Проще самому посмотреть, чем все перечислять. Проводишь нас до деревни? Там и поторгуем.
Ни Герхард, ни Симон не заглядывали в свертки с товарами на продажу и простой вопрос застал их врасплох.
— Провожу, чего нет. У нас торговцы редко бывают. Только надо мужиков предупредить, что вы нормальные. Не злые.
Когда они уже подходили к деревне, навстречу им вышло пятеро мужчин. У троих в руках деревянные вилы, у остальных видимого оружия не было. Их провожатый вырвался вперед, вполголоса переговорил с односельчанами, махнул рукой, подзывая к себе.
— Вы, братцы, нас простите за такой прием. Никому же не понравится увидеть бродягу у майиза. Это наш урожай, на нашей крови взращённый.
Симон встретился взглядом с учителем. Тот коротко покачал головой, показывая, что тоже не понимает, о чем речь.
Ольвард оказался не самым большим поселением, от силы на семь дворов. Но выяснилось, что в деревне стояла деревянная церковь. Симону показалось, что она очень старая и уже просела под собственным весом. Присмотревшись, Эйбенхост решил, что она даже немного завалилась на бок. Как раз перед церковью было место собраний, где Готтлибу дали разложить на расстеленной рогоже товар на продажу.
Появление бродячих торговцев стало событием для деревенских. Вскоре вокруг собралось человек двадцать пять, наверняка, все жители Ольварда. Мужчины и женщины возрастом от семнадцати до пятидесяти, дети и подростки, несколько стариков. То, что ожидаешь увидеть в обычной деревне. Привезенные Готтлибом ножи, кожаные ремни со сложными пряжками, зеркальца, металлические пуговицы захватили все внимание деревенских. Многие наклонялись, чтобы лучше разглядеть понравившиеся вещицы. И в этой время Симон мог рассмотреть их шеи.
Почти у всех он заметил следы от зубов. Не было только у детей и подростков. У стариков были застарелые, давно побледневшие и почти незаметные шрамы. А вот у некоторых взрослых оказались вполне свежие, еще заживающие отметины.
Конечно же, у крестьян не водилось серебра. Но Готтлиб и рассчитывал выменять продукты, которые потом можно было перепродать в городе. Но предложенное на обмен его смущало. Безделушки меняли на муку из майиза и майизовые же вареные початки.
Герхард наклонился к Готтлибу и тихо прошептал: