Ключ к загадке
Шрифт:
Их приютили в одной богом забытой деревушке небогатая крестьянская семья, глава которой за дополнительную медяшку не стал возражать против празднования католического рождества. Домик был бедный, но характерный для остальных жилищ тибетцев запах сырости и пропавшей рыбы здесь отсутствовал, что не могло ни радовать Бюстьена. В предоставленной комнате удалось даже создать дух рождества, украсив комнату простенькими бумажными гирляндами, которые Жак изготовил собственноручно. Жан настаивал на наличии рождественского дерева, потому вместе с внуком отправились в лес неподалеку, оставив Луи наедине со своими мыслями.
Спрятав карандаш в коробок, он свернул карту, засунул ее в черный полый цилиндр, закрыл его крышкой, подошел к стоявшему на подоконнике кувшину с водой, отпил немного, посмотрел на улицу. Снежинки переливались в лучах заходящего солнца, горы величественно
– Да, нужно возвращаться, - произнес он спустя какое-то время.
Отец, наверняка, не поедет с ними, но и не сильно расстроится - старки он самостоятельный. Зато Жак будет искренне рад. Луи стал представлять, какие барыши сможет получить за приобретенные во время поездки товары, когда с улицы донесся какие-то громкие хлопки. Можно было подумать, что тибетцы переняли традиции китайцев и начали взрывать петарды. Хлопки повторились, Бюстьен догадался - то были выстрелы. Причем судя по частоте выстрелы из автоматического оружия.
Он направился было к выходу, но в дверях столкнулся с крестьянином, приютившим их. Тот держал в руках два ружья, одно сунул Луи в руки, что-то напугано бормоча.
– Зачем мне это? Что случилось?
– в этот момент француз по-настоящему испугался. Он побежал за крестьянином, семенившим на улицу, выбрался во двор и увидел сюрреалистичную картину - мужчины в военной форме с автоматическим оружием в руках и касками на голове, стреляют в воздух, сгоняя жителей деревни к центру. Крестьянин дергает Луи за рукав, жестом заставляет пойти за ним. Луи понимает: случилось что-то плохое, подчиняется. Видит, что дети и жена крестьянина собраны, бегут прочь от деревни. Тибетец что-то лепечет, дулом ружья тычет в мужчин в форме. В этот момент двое из пришлых замечают беглецов, направляются в их сторону. Один из приближающихся стреляет в воздух, что-то требует, стараясь говорить на местном наречии. Второй громко произносит слова на европейском языке.
"Это немецкий,- узнает Луи, - они немцы!"
Похоже, владение мужчиной в форме местным наречием оставляет желать лучшего, потому что крестьянин стреляет в них. Перепугавшийся Луи, попытался остановить того, понимая - если на выстрел ответят у него и тибетца никаких шансов. Тщетно - тибетец промахнулся, немцы ответили очередью, которая рассекла крестьянина и Луи. Все произошло так быстро, что француз не сразу понял, отчего возникла слабость в ногах. Никакой боли не почувствовал, просто рухнул на землю, а когда попытался встать, ему помещала сильная резь в области живота. Поднеся туда руку, Луи нащупал теплую жидкость - его собственную кровь.
"Я умираю!", - осознал Бюстьен и мысль эта страшно его напугала. Он попытался зажать рану руками, позвать кого-то на помощь, но не смог пошевелить онемевшим языком.
Немцы тем временем заставили семейство крестьянина следовать за ними, оставив умирающих валяться на земле. Оправившись от шока, Луи повернул голову, увидел тело крестьянина, которому повезло гораздо меньше - пули пробили ему грудь, задели сердце, от чего тот умер очень быстро. Луи же, не смотря на кровотечение понял, что может двигаться, если не идти, то ползти и пока еще не умирает.
Ощутив невероятный в его положении прилив сил, француз поднялся на ноги, продолжая заживать рану в животе левой рукой, побежал под гору, отталкиваясь правой рукой всякий раз, когда был близко к падению. Он спустился к плато, как ему показалось быстро, почти добрался до дороги, когда ноги снова предательски задрожали. Донеслись крики немцев, заметивших его. Луи надеялся, погоня снова придаст ему сил, он сумеет убежать, но вместо этого француз еле плелся, чудом удерживаясь на ногах.
Очень скоро его нагнали. Луи упал на колени, исподлобья посмотрел на немцев, направивших свое оружие прямо ему в лицо. Через мгновение короткая очередь пистолета-пулемета оборвала жизнь французского коллекционера, оставшегося верным своему слова до конца жизни.
Глава 5.
1
25
Павел Молчанов все еще не мог вернуться к реальности, смириться с тем, что попал сюда, потому продолжал сидеть на берегу и поглядывать на горизонт. За ним должны вернуться, они не могут не заметить пропажи одного пассажира. Как такое могло произойти? А главное, зачем он вышел на палубу во время шторма? До сих пор его поджилки сотрясались, когда он вспоминал, как огромная волна накрыла пароход, сбрасывая всё с палубы на воду. Среди прочей корабельной утвари оказался и Павел Молчанов. Каким-то чудом Павел выжил, его вынесло на этот остров. Он продрог до костей, вся одежда вымокла. Наверняка у него начнется воспаление легких - с сегодняшнего утра его мучил сильный кашель, все тело болело. Никогда еще священнику не было так плохо, и никогда еще он так не нуждался в помощи Бога, о котором успел позабыть. Но вместо того, чтобы приняться как-то обустраиваться на острове, осмотреть его, найти пищу и источник пресной воды, Павел смотрел на океан и ждал, когда же произойдет очередное чудо и на горизонте возникнет пароход, который увезет его, только не в Китай, а обратно, в Америку. Там священник снова купит себе бутылку виски и залпом осушит ее. А потом забудет обо всем этом кошмаре и начнет обустраивать свою новую жизнь. Ах, если бы только показался пароход, он бы снова уверовал в Бога, снова стал бы священником и тогда дьявол не был бы ему страшен. Чудо должно было произойти, иначе смысла в его спасение на острове не имеет. Шли третьи сутки его пребывания здесь, а пароход все не появлялся. Молчанов был голоден, хотел пить, понимал, что если не встанет и не начнет осваиваться сейчас, то на следующий день сил может просто не хватить. Но, тем не менее, Павел сидел и ждал чуда, просил Бога, которому не молился уже много лет, о том, чтобы тот сжалился и послал избавление. Но то ли Бог не хотел слушать его, то ли не те молитвы читал Молчанов - чуда не происходило. Он медленно умирал и не мог с этим ничего поделать, не мог даже встать. Все, что оставалось священнику - так это смотреть на горизонт и надеяться на чудесное избавление.
2
Жажда становилась нестерпимой. Хотелось пить, что угодно. Молчанов готов был броситься к морю и приняться пить соленую воду, но не мог себя заставить подняться, силы покинули его. Священник понял, что никто его не спасет. Подходил к концу третий день его пребывания на острове, он был истощен, а линия горизонта оставалась такой же гладкой, как и в первый день. Помимо прочего, у Молчанова начался жар, кашель его усилился, появились хрипы, и порой ему казалось, что он вот-вот задохнется. Когда наступила ночь, он стал мечтать об этом. Умереть и поскорее. Больше ему ничего не хотелось. Грудь нестерпимо жгло, буквально раздирало, в горле першило, нос был забит, кости ломило. Жажда все усугубляла, превращая страдания Молчанова в адские муки. Осознав, что ему не спастись, священник решил утопиться. Он кое-как перевернулся на живот и уже собирался ползти вниз, к воде, но какой-то камешек сильно давил на грудь. Павлу показалось, что кости не выдержат и треснут, но ничего такого не произошло. Священник откатился и посмотрел на то место, где только что лежал. Ничего.
Молчанов стянул свой плащ, посчитав, что камень мог завалиться под него. Небольшой серебристый предмет вывалился на песок. Священник присмотрелся - это была его фляга. Павел не без труда открыл рот - язык прилип к небу, а челюсти крепко сомкнулись. Глубоко задышал. Сразу же почувствовал прилив сил, сначала встал на колени, упираясь руками, затем распрямился и на коленях подполз к фляге и склонился над ней. Неизвестно, каким чудом после страшного шторма и нескольких часов, которые он провел в море, фляга не выскочила из внутреннего кармана пальто. Неизвестно, почему Молчанов перед началом шторма решил ее наполнить выдержанным коньяком. Совершенно непонятно, почему священник до сих пор ее не обнаружил, за столько дней пребывания здесь. Может быть, она должна была появиться именно в этот момент, когда Павел в конец отчаялся. Он не знал, почему все вышло именно так, но ему доподлинно было известно - если что-то и могло вернуть ему силы и надежду, так это несколько глотков хорошего коньяка.