Ключ от королевства
Шрифт:
Интересно, здесь, наверное, нет цапель? И вообще никаких естественных лягушачьих врагов? С таким бесстыдным цветом их же видно за версту!
— Здорово поют, — сказала Эльвира за моей спиной.
Я поздоровалась.
— Добрый вечер и вам, Лена… Я ушла из кареты. Там рёв да сопли. Как будто сразу не было ясно, чем закончится эта их провокация.
— Мне тоже не хочется ехать, — сказала я честно. — Но ведь и оставаться здесь тоже…
— Кто бы спорил. — Эльвира печально вздохнула. — Вы не видели принца?
— Нет, — я почему-то встревожилась, — а что?
— Бродит где-то в одиночестве, — в голосе Эльвиры опять обозначилась злость. — Когда у него неприятности — он обижается на всех. Особенно на меня.
— А какие у него неприятности?
Эльвира покосилась на меня, будто решая, говорить или нет.
— У принца, Лена, одна большая неприятность — он не похож на отца. Не выдерживает никакого сравнения с Обероном… так ему кажется. Собственно, так ему и внушалось с детства. Он робкий, слабовольный, мягкий. Но главное — он не маг. А Оберону хотелось, чтобы его сын был волшебником.
— Ну, — пробормотала я растерянно, — его величество всё равно любит…
— Конечно. Но вполовину меньше, чем любил бы сына-мага, похожего на него самого. Разве это не ясно?
Я молчала. Лягушки пели, заглушая Эльвирины вздохи.
— Вы не думайте, Лена… Я прекрасно понимаю Оберона: король не может быть сентиментальным. На нём такая ответственность… Она оправдывает многое. Скажем, он может себе позволить взять чужого ребёнка из чужого мира, поставить себе на службу, подвергнуть смертельной опасности…
— Я не ребёнок! И я сама выбрала…
— Разумеется. Вы сами. У Оберона всегда так получается — само собой. Нет, Лена, не обижайтесь на меня! И не обижайтесь на Александра, если вам покажется, что он ведёт себя глупо. Представьте, каково это: постоянно ощущать свою никчёмность рядом с блестящим родителем!
Из лягушачьего хора вырвался одинокий голос солиста. Звук вился, становясь всё прозрачней и тоньше, пока не оборвался вдруг обычным хрипловатым «Квак!».
Я провела носком сапога по влажной траве:
— Принц… Э-э-э… Разве его величество…
— Его величество — полководец во главе армии. В военное время. У него есть много других занятий, кроме как щадить нежные нервы принца. — Эльвира грустно покачала головой.
— Но мы ведь придём на новое место? И Королевство отстроится заново? И принц сможет жениться…
Я чуть было не ляпнула «на вас», но вовремя прикусила язык.
— Может быть, — согласилась Эльвира безо всякой уверенности. — Будем надеяться, Лена. Будем надеяться.
Глава 16
Атака
Я снова ехала во главе колонны, на этот раз рядом с Обероном. Замыкали строй Ланс и Гарольд — защищали Королевство с тыла.
Отступал лес. Всё реже попадались островки зелёной травы. Позади осталась речка. Ветер носил тучи пыли; Оберон на ходу научил меня, как защитить нос и рот от удушливых пыльих стай. К обеду мы перевалили через невысокую цепь холмов, и перед нами открылось песчаное море.
Никогда в жизни не была в пустыне. Меня поразил цвет песка: он был не белый и не жёлтенький, как на пляже. Он был тёмно-кирпичный, почти красный. И он не стоял на месте: в сравнении с пляской этих красных гор даже море в шторм показалось бы, наверное, спокойным.
— Привал, — спокойно сказал Оберон, и трубач, ехавший сразу за нами, проиграл мой любимый сигнал из двух нот.
Караван привычно распался — каждый занимался своим делом. Здесь не было воды, зато в избытке имелось топливо — кустарник вокруг был наполовину сухой, мёртвый. Суетились слуги, повара; стражники расставляли шатёр, комендант везде совал свой нос и всем мешал.
Только Оберон верхом на Фиалке не двигался с места, молчал и смотрел на пустыню. Мне не понравилось выражение его лица.
Подъехал Гарольд. В руке у него было что-то похожее на грязное и рваное махровое полотенце.
— Где взял? — спросил Оберон, не оборачиваясь.
Гарольд махнул рукой куда-то за ближайший холм:
— Там их полно. Целое кладбище.
— Что с ними случилось?
— Сдохли.
Оберон ухмыльнулся:
— Исчерпывающее объяснение… Брось эту гадость.
Гарольд уронил тряпку на бурую растрескавшуюся землю. Я присмотрелась… лучше бы я не присматривалась.
— Что это?
— Хватавец, — отозвался Гарольд бесстрастно. — Хочешь, поедем посмотрим? Погадаем, отчего они все окочурились?
— Гарольд, — сказал Оберон с укоризной.
Странный звук пришёл из пустыни — не то вой, не то вздох. Всплеснулся песок, будто на секунду из него вырвались в небо зубчатые стены невиданного замка. Я даже увидела окно, длинное и чёрное, как кошачий зрачок. «Замок» разрушился на наших глазах, опал, разваливаясь, как все на свете песчаные замки, нам в лица пахнуло горячим воздухом.
— Что это? — спросила я шёпотом. — Мы туда пойдём?!
Фиалк щёлкнул своими крокодильими зубами, покосился весело и бесшабашно. Оберон потрепал крылатого коня по шее:
— Пойдём, Лена, пойдём… Нет другого пути.
И мы пошли.
Оберон вёл караван, и мохнатые копыта Фиалка оставляли в красном песке ровную, как строчка, борозду. Король ни на секунду не опускал посоха: «прощупывал» дорогу впереди. Удерживал громады песка, которые то поднимались, оставляя нас на дне глубокой ямы, то опадали, и тогда караван оказывался на пике высоченной горы. Ни одна волна пока нас не накрыла, но от песочных танцев кружилась голова. В карете маялись принцессы, бледные до зелени — их тошнило. То одна, то другая перегибалась из окна в приступе рвоты. Заходился кашлем канцлер, даже стражники приуныли.