Ключ. Возвращение странницы (сборник)
Шрифт:
В голосе Харша зазвучали доверительные нотки.
– Ты знаешь, что там, в кабинете сэра Джорджа, я предавался гневу, как дикарь, и наслаждался этим? Но позже мне стало очень стыдно, потому что такие вещи… это как напиться, только, конечно, намного хуже, поэтому я имел полное право стыдиться. Но теперь все иначе. Не знаю – то ли потому что я устыдился, то ли потому что мой труд окончен и я больше не могу прятаться в темных уголках. Мне нужен свет, чтобы увидеть, что такое я делаю… потому что сам не знаю. Знаю лишь, что больше не желаю мести. Я хочу дать свободу тем, кого обратили в рабство. Чтобы этого добиться, надо взломать двери тюрьмы. Поэтому я передаю харшит в руки правительства. Когда тюрьмы будут сломаны и люди снова смогут жить, я буду радоваться,
Ласково и поспешно Дженис заговорила:
– Я очень рада, что вы высказались. Вы просто чудо. Но… мистер Харш, неужели вы уедете?
Он, казалось, испугался.
– С чего ты взяла?
– Не знаю… показалось… вы как будто попрощались.
Девушке предстояло запомнить эти слова и не раз пожалеть, что она произнесла их.
– Возможно, дорогая. Я простился со своей работой.
– Но не с нами! Вы ведь не уедете отсюда? Я не останусь здесь без вас.
– Даже чтобы помочь моему доброму другу Мэдоку?
Дженис слегка поморщилась и качнула головой.
– Или мне, если я останусь и буду с ним работать?
– А вы останетесь? – пылко спросила она.
– Не знаю. Я дошел до конца. Где-то я читал, что каждый конец – это очередное начало. В данный момент я уперся в стену. Если по другую сторону и есть новое начало, я не вижу, каково оно. Возможно, я останусь работать с Мэдоком… – В улыбке Харша скользнула легкая ирония. – Как благостно будет производить синтетическое молоко и синтетические яйца или концентрат говядины без всякого участия кур и коров. Бывали времена, когда я завидовал Мэдоку – и какое же удовольствие он испытает, когда поймет, что обратил меня в свою веру. Наш дорогой Мэдок – фанатик.
Дженис вскочила и сказала:
– Он очень вспыльчивый и надоедливый человек.
Харш рассмеялся.
– Что, у тебя неприятности?
– Не больше, чем обычно. Три раза он назвал меня дурой, два раза идиоткой и один раз пигмейкой несчастной – это он недавно придумал, и ему явно очень понравилось. Знаете, я постоянно удивлялась, отчего он попросил в помощники девушку, а не мужчину, и остановился именно на мне, в то время как вокруг полно женщин с подходящей научной степенью. Я случайно узнала, что к нему просилась Этель Гарднер, но он отказал. А ведь в колледже ее считали чертовски способной. Она получила диплом с отличием, а я вообще никакого, потому что пришлось ехать домой и ухаживать за отцом. Я поняла, что ни один мужчина не выдержал бы с Мэдоком и полминуты, и ни одна женщина с дипломом – тоже. А я пигмейка без диплома, поэтому он думает, будто вправе вытирать об меня ноги. Я ни минуты не останусь, если вы уедете.
Харш похлопал Дженис по плечу.
– Он просто так выражается и ничего плохого не имеет в виду. На самом деле Мэдок так не думает.
– Зато говорит. – Дженис вздернула подбородок. – Будь я чуть повыше и сложена как королева, он бы не посмел! Потому-то он меня и выбрал – чтобы было кого попирать. Честное слово, я терплю лишь потому, что вы порой позволяете вам помогать. Если вы уедете…
Рука Харша упала с плеча девушки. Он порывисто отошел к дальнему окну и взял стоявший там телефон.
– Я не говорил, что уезжаю. А теперь мне нужно позвонить сэру Джорджу.
Глава 3
Сэр Джордж Рэндал подался вперед.
– Это ведь ваши края, если не ошибаюсь?
Майор Гарт Олбени ответил:
– Да, сэр, я всегда ездил туда на каникулы к дедушке – приходскому священнику. Он уже умер… он и тогда был очень стар.
Сэр Джордж кивнул.
– Одна из его дочерей еще живет в Борне? Значит, она ваша тетка?
– Не родная. Старик трижды женился, и два раза – на вдовах. Тетя Софи мне не кровная родственница, она дочь одной из этих вдов от первого брака. Ее фамилия Фелл, Софи Фелл. Мой отец был самым младшим в семье… – Майор помолчал, засмеялся и продолжил: – Я, честно говоря, не очень твердо знаю семейную историю… но, так или иначе, я проводил каникулы
Сэр Джордж вновь кивнул.
– Вы, наверное, хорошо знакомы с теми, кто живет в деревне и в окрестностях.
– Да, когда-то я их знал. Но, наверное, сейчас многое изменилось.
– Когда вы были там в последний раз?
– Дедушка умер, когда мне исполнилось двадцать два. То есть пять лет назад. Я изредка навещал тетю Софи, но с начала войны – только раз.
– Деревни меняются медленно, – заметил сэр Джордж. – Парни и девушки сейчас в армии либо на заводах, но остались старики. Они помнят вас – и потому не откажутся поговорить. С посторонними они болтать не станут.
Он откинулся на спинку стула и пристально взглянул на собеседника, сидевшего по ту сторону массивного стола. Сэру Джорджу было за пятьдесят – умный, хорошо сложенный, с сединой на висках. Между пальцами правой руки он крутил карандаш.
Гарт Олбени быстро спросил:
– О чем я должен с ними поговорить?
Пристальный взгляд не сходил с него.
– Слышали когда-нибудь про человека по имени Майкл Харш?
– Кажется, нет… – Майор нахмурился. – Не знаю… возможно, где-то видел это имя…
Сэр Джордж покрутил карандаш.
– Завтра в Борне состоится дознание по поводу его смерти.
– Да… помню. Я видел фамилию в газетах, но понятия не имел, что он жил в Борне. Иначе я бы читал внимательнее. Кем он был?
– Изобретателем харшита.
– Харшит… вот почему я даже не подумал про Борн. Я и не знал, что Майкл Харш умер. Недели две назад я читал статью про эту штуку, про харшит. Да-да, харшит, какое-то взрывчатое вещество…
Сэр Джордж кивнул.
– Будь у нас немного здравого смысла или логики, мы бы арестовали автора статьи и редактора, который ее пропустил, и расстреляли. Мы, черт возьми, ходим на цыпочках и всячески умалчиваем о проклятом харшите, и вдруг появляется дурацкая статья по пенни за строчку и выдает секрет с головой.
– Статья была довольно туманная, сэр. Трудно сказать, что я оттуда много почерпнул.
– Потому что вы знали недостаточно, чтобы сложить два и два. Но кто-то сложил – и вот теперь ведется дознание. Мы некоторое время общались с Майклом Харшем. Он беженец… немец австро-еврейского происхождения. Не знаю, сколько в нем было еврейской крови, но, видимо, достаточно, чтобы поставить крест на карьере в Германии. Он уехал оттуда лет пять назад. А вот жене и дочери Харша повезло меньше. Дочь умерла в концентрационном лагере. Жену выгнали из дома посреди ночи, зимой, и она так и не оправилась. Харш привез сюда свое единственное имущество – мозги. Я виделся с ним, потому что он показал рекомендательное письмо от старого Баэра. Харш поговорил со мной об этой своей штуке. Он клялся, будто его изобретение даст фору всему остальному, что нам известно. Честно говоря, я решил, что он фантазирует, но Харш мне понравился и я хотел оказать услугу старому Баэру, а потому велел ему наведаться снова. Это было четыре года назад. Он приезжал примерно раз в год и отчитывался в успехах. Я начал верить в его задумку. Потом я приехал, и он показал, как она работает. С ума сойти! Не считая одного недостатка. Вещество оказалось нестойкое, на него чересчур влияли погодные условия. Ни хранить, ни перевозить – ни в каком количестве. Потом Харш приехал еще раз. Сказал, что поборол нестойкость. Он расхаживал туда-сюда по этой самой комнате, в сильнейшем возбуждении, и твердил: «Харшит – вот как оно называется. Мое послание, которое я отправлю тем, кто выпустил на свободу дьявола. Послание, которое он услышит и отправится обратно в ад, где ему и место!» Затем Харш немного успокоился и сказал: «Остался один шажок – маленький-маленький шажок, – который будет предпринят со дня на день. Последний эксперимент. И он непременно удастся. Я настолько уверен, что могу дать слово. Через неделю я позвоню и скажу, что все в порядке – опыт удался». И он действительно позвонил и сказал именно это. Во вторник. Я собирался в Борн на следующий день, но утром в среду мне позвонили и сообщили, что Харш мертв.