Ключ
Шрифт:
— Да, да, вы правы! Прошу прощения.
— Не извиняйтесь, коллега! Я не знаю, насколько искренне и глубоко капитан Барбарус любит мою дочь, но я не настолько наивен, чтобы предполагать, что он никого не любил до неё раньше. Кто из нас не влюблялся в молодости направо и налево? Помнится ещё до знакомства с матушкой Фоллианы, я не пропускал ни одной обложки!
— Вы хотите сказать — ни одной юбки?
— Кому нужны эти юбки? Я сказал именно то, что хотел — ни одной обложки! И были среди них всякие. Некоторых я даже и не вспомню, другие же оставили глубокий след в моей душе, а кое-кому я обязан долго не заживающими ранами…
— Хм-м. Позвольте полюбопытствовать, коллега! — спросил заинтригованный розовый крыс. — А какая обложка была у родительницы Фоллианы?
— Скромная, — ответствовал Библиотекарь мечтательно. — Светлая телячья кожа, почти без тиснения, но название выведено золотом — «Дева совершенной красоты». Это было любовно-эротическое произведение, запрещённое церковной цензурой, а потому наша любовь была тайной…
— Подождите! — в недоумении воскликнул розовый крыс. — Вы хотите сказать, что были влюблены в книгу?
— Ну да, а в кого же ещё? — пожал плечами Библиотекарь. — Вам этого не понять! Вы думаете, что книга это стопка сброшюрованных листов с текстом, объединённых обложкой? В таком случае, человек это центнер мяса с потрохами на костях! Нет, коллега, это далеко не так. И у человека, и у книги есть душа, которую в них вкладывают создатели. Душа эта материальна, а вовсе не бесплотна, как считают невежды. Надо только уметь такую душу видеть и чувствовать. И поверьте мне — иные души настолько прекрасны, что в них невозможно не влюбиться! Бывают, конечно, и ужасные души, просто чудовищные…
— А где сейчас матушка Фоллианы? — продолжал свои расспросы профессор Прыск.
— Погибла, — печально проговорил Библиотекарь. — Сгорела вместе с собранием подобных ей изданий, оставив мне лишь маленький беспомощный листок из которого я вырастил известную вам строптивую девицу.
Профессор Прыск задумался, подперев голову лапкой.
— Я за свою жизнь съел столько книг, — проговорил он, — а прочёл ещё больше, но теперь понимаю, что знаю о них очень мало.
— А я за свою жизнь собрал, каталогизировал, организовал в фонды и… любил столько книг! — усмехнулся Библиотекарь. — Но я знаю только то, что я ничего о них не знаю. Что такое книги? Они могут проявлять себя, как источники знаний, но и невежества тоже. Они могут сделать из псевдо разумного, двуногого существа — человека, а могут разрушить или поглотить его, лишить разума. Они проявляют себя, как порталы в иные миры, и сами являются отдельными, самодостаточными мирами. Да, они живые. Да, они имеют души, которые обладают самыми разными свойствами. Бессмертием, например. Люди много говорят о бессмертии своих душ, но сами не понимают, что это значит. Они представляют бессмертие души чем-то вроде бессмертия, не стареющего и неумирающего, вечно молодого тела. Но ведь это не так! Бессмертие душ заключается в их постоянном перевоплощении, и это в одинаковой степени касается и людей, и книг.
— Но во что же может воплотиться душа книги?
— Это зависит от того, какова эта книга. Чаще всего такая душа воплощается в следующую книгу или даже в ряд книг, но может стать, например — фильмом, или даже человеком.
— Вот как?
— А откуда, по-вашему, взялась душа Фоллианы? Она квинтэссенция душ множества книг, как и моя собственная.
Они помолчали. Какая-то мысль вертелась на границе сознательного и бессознательного в маленькой, но мудрой голове профессора Прыска. Ему казалось, что вот-вот и он ухватит эту тоненькую ниточку, за которую можно вытянуть нечто большее, то, что собственно они пытаются понять, читая поэтические творения капитана Барбаруса. Но ниточка ускользала и не давалась, продолжая дразнить учёного своей близостью. Тогда он решил на время оставить погоню за ней и вернуться к изучению документа.
— Мы с вами прочли уже половину тетради, коллега, — сказал он. — Давайте рассуждать логически. Эти стихи содержат шифр, написанный по единому принципу. Что их объединяет, кроме того, что они являются произведениями одного автора?
— Поэтичность образов… Поклонение красоте.
— Так, ещё?
— М-м, каждое, посвящено какому либо одному предмету.
— Возможно, это имеет отношение к предмету наших поисков. Дальше!
— А что дальше? Ну, разве что несовершенство рифмы.
— Подождите!.. — профессор Прыск замер, чувствуя себя, как в игре «горячо — холодно!» Сейчас его состояние можно было обозначить, как — «очень тепло». Но коварная ниточка, в очередной раз скользнула перед самым носом и куда-то исчезла.
— Эх! — махнул он розовой лапкой. — Кажется, просто померещилось. Но вы правы — в сочинениях капитана Барбаруса есть некое несовершенство, которое он мог бы не допустить.
— Может быть, просто не хватило таланта?
— Вы думаете?
Крыс снова задумался.
— Скорее это похоже на то, что он торопился, — сказал он, наконец.
— Торопился? Но здесь около сотни стихотворений. Можно поторопиться раз, другой, но невозможно это проделать сто раз подряд. Зачем тогда вообще писать стихи?
— Действительно… Видимо у него была на то своя причина, которую мы с вами не видим, но которую неплохо бы узнать. Почему-то мне кажется, что это важно.
— Но пока мы её не знаем. Так что, продолжим изучение дальше или будем гадать, почему эти стихи время от времени спотыкаются?
— Давайте отметим это наблюдение и двинемся дальше. Возможно, в пути решение придёт к нам само или мы обнаружим нечто более важное, что приведёт нас к разгадке?
Библиотекарь кивнул и перевернул страницу тетради. Но от профессора Прыска не ускользнуло, что он при этом бросил взгляд на книгу с сумасшедшей «злопьесой», в которую отправилась Фоллиана. Конечно, могущественный смотритель и охранитель книжных сокровищ был грубоват и бестактен с дочерью, но он о ней искренне беспокоился.
И тут нахальная нить прямо-таки мазнула учёного крысоида по носу!
— Простите, коллега! — воскликнул он, сам не понимая причину своего волнения. — Напомните мне, как звали вашу супругу, матушку Фоллианы?
— «Дева совершенной красоты», а что?
— Что-то… — почти задохнулся крыс. — Где-то…
Но неуловимая нить пропала без следа.
— Ладно, — вздохнул профессор разочарованно, — давайте читать дальше!
Глава 49
Я не сержусь…
— Огонёк, миленький! Ну, хороший! Пожалуйста! Пусти-и!
Эти слова стоили Анджелике последнего воздуха. Цветные круги уже начали своё хаотичное движение перед глазами. Сдавленное железобетонными руками тело, теперь отзывалось не болью, а немотой… Если бы её прижало к стене дома грузовиком, но не расплющило, а придушило до потери сознания, эффект наверное был бы таким же.
Поначалу девушка не поняла, что случилось. Весь вечер Огнеплюй был тихим и молчаливым, как будто размышлял о чём-то, чем не хотел делиться со своими собеседницами. Потом, извлёк откуда-то бутылку виски, предложил девушкам, а когда те отказались, довольно быстро выхлебал её сам.