Ключ
Шрифт:
Последние слова он прокричал, уже взобравшись в кузов. Ольга Степановна в кабине что-то сказала шоферу, машина тронулась с места. Маленькая, одинокая фигурка Ларисы напротив обреченного на снос дома будто впечаталась в память.
Они ехали через весенний Киев и пели: «Наш паровоз, вперед лети…».
Машина с новоселами мчалась мимо бывшего завода капиталиста Гретера, внук которого теперь работает инженером на «Точэлектроприборе», мимо новых высоких домов, под мостом-путепроводом, мимо комбината печати. Поворот налево на Пушечную улицу, где когда-то в далеком прошлом жили киевские пушкари, и машина словно ворвалась в будущее, в новый район, на проспект Космонавта Комарова. Вокруг — дома, краны, новые корпуса. Ох, и красиво будет, когда все отстроится, опушится киевскими каштанами и кленами!
А вот и широченный бульвар Ромена Роллана с точными силуэтами девятиэтажных домов и молоденькими, недавно посаженными тополями, которые старательно вытягивают свои тоненькие шейки, пытаясь заглянуть в окна верхних этажей. Долго им еще придется тянуться…
Вы когда-нибудь бывали в пригородном селе, которое прежде называлось Никольской Борщаговкой, а теперь стало Ленинградским районом столицы? Если не бывали, выберите выходной день, сядьте в трамвай или в автобус, идущий до Большой окружной дороги, сойдите на конечной остановке, погуляйте там часок-другой, и в душе вашей, какие бы в ней ни кипели бури, страсти или разочарования, воцарятся покой и умиротворенность. Киев здесь не походит на свой центр, нет тут шумного Крещатика с его красивыми, утонченными формами, нет здесь тесных и чарующих улочек старого центра города — Золотоворотского сквера. Тот Киев словно весь в прошлом, уютный, мудрый, иногда лукаво улыбающийся, нарисованный тонкой кистью великих мастеров.
Здесь же, около ВУМа и других заводов Ленинградского района, кисть художника стала вроде бы размашистее, смелее, потому что только так можно нарисовать все громады зданий. Хотите вы или нет, а чувство встречи с грядущим, чувство пребывания в городе будущего, где архитекторы прежде всего думали о чудном просторе бульваров и зеленых улиц, о воздухе, которым дышишь и не можешь надышаться, об удобстве жизни, когда и до гастронома и до комбината бытового обслуживания всего десять минут ходу, это чувство встречи с будущим поражает.
Грузовик остановился около одного из домов на бульваре Ромена Роллана.
— Ура! — почему-то закричал Званцов, спрыгивая на землю. — Сейчас будем брать эту крепость приступом. «Крепость» и в самом деле пришлось брать приступом. Встретившая их высокая и строгая женщина — домоуправ — объявила, что дом сдан строителями и уже заселяется, но лифты еще не работают.
— Только бы мы в жизни своей и видели горя, — сказала в ответ Ганя. — Ребята, взяли!
Там, на Фабричной, как-то так вышло, что командовала Ольга Степановна, а здесь вдруг словно бы сменилась власть поколений — маленькая, кругленькая Ганя стала старшей.
— Нам бы такую, — сказала она, когда вошла в квартиру Демида, чем-то напомнившую спичечную коробку.
— Будет и у нас квартира, — заверил ее Валера.
— Будет, конечно, — вздохнула Ганя, — но когда?..
И Демиду вдруг стало стыдно, что вот ему дали квартиру, а Валера и Ганя живут в общежитиях, хороших, чистых, но все равно общежитиях, где им даже поцеловаться негде.
— Вот что, — неожиданно заявил он, — я передумал сюда перебираться. Иду в общежитие, на место Валеры, а ты, Валера, давай сюда, тебе эта квартира в сто раз нужнее, чем мне.
В комнате, полной молодого веселого народа, сразу стало тихо, и в этой тишине прозвучал спокойный и уверенный голосок Гани:
— Хороший ты парень, Демид, и твой благородный порыв мы все оценили, спасибо. Только не сердись на меня — ты несусветный дуралей.
— Почему? — обиделся Демид.
— А очень просто. Если ты пойдешь в райсовет и скажешь, что тебе квартира не нужна, тебя в тот же миг переселят в общежитие, квартиру отдадут не нам, а очереднику, и это будет справедливо. Тебе ее дали потому, что у тебя была комната в доме, обреченном на снос. А потом встретишь девушку… И что ты тогда будешь делать? Представляешь? А за нас не беспокойся, рано или поздно, будет у нас с Валерой жилье…
Кровь жаркой волной хлынула в лицо Демиду.
— Все, с этим вопросом покончили, — сказала Ольга Степановна. — Прошу ко мне, друзья мои, какое же это новоселье без стаканчика доброго вина! Я еще на Фабричной улице все загодя приготовила…
Все нерешительно переглянулись, и первым, кто подал голос, опять была Ганя:
— Все верно, новоселье и должно быть новосельем!
— Пойдем ко мне, девочка, поможешь мне.
— С радостью!
Они вышли, и в комнате Демида остались Валера, Володя Крячко, Данила Званцов и Альберт Лоботряс, мужчины «вумовского» возраста — двадцатилетние или чуть старше. Минуту держалась пауза, потом Альберт, курносый паренек, белобрысый и сероглазый, которому в самую пору подошло бы имя Ваня или Паша, а тут на тебе — Альберт, сказал:
— Все-таки матриархат в мире еще существует. Ольга Степановна сказала, все сразу и послушались.
— И слава богу, что существует, справим новоселье, — ответил Данила Званцов. Он был почти двухметрового роста: Валера пригласил его как «грубую физическую силу», а в действительности Званцов своими длинными тонкими пальцами отлично справлялся с точнейшей работой.
— А машина у тебя, Демид, знатная, — сказал Володя Крячко, — если появится желание сконструировать Свою электронно-вычислительную, можешь к колесу провести пасс от вентилятора: машина будет работать в постоянном температурном режиме.
— Зачем мне понадобится ЭВМ? — спросил удивленный Демид, ему вдруг показалось, что ребята знают про фолианты Аполлона Вовгуры.
— Ну, мало ли для чего! — тряхнул гривой черных волос Данила Званцов. Прическа у него была затейливой, сразу и не поймешь, парень перед тобой или девушка. — Я, например, знаю одного товарища, который для своей любимой не то что ЭВМ, а целую кибернетическую систему сконструировал.
При этом он покосился на спокойного, немного вяловатого Альберта Лоботряса.
— Какую систему? — заинтересовался Демид.
— Ну, это, брат, система, как бы тебе сказать… — Данила на мгновение задумался. — Система, которая лично у меня, если хочешь знать, вызывает к этому представителю колхозного крестьянства, овладевшему если не высотами, то, во всяком случае, высокими ступенями кибернетики, глубокое уважение. Как и у многих из нас, у него есть любимая девушка, которая, по его мнению, недооценивает его чувств и в честь которой он хочет совершить как можно больше рыцарских подвигов.