Ключи и калитки
Шрифт:
— Видел. Все видели, какая жуть там была, — передёрнул плечами тот. — Молоньи, град и смерчи… Характерник Поклеста клялся, что на холме, соседнем с тем, где ты остановился, находничьи нойны при поддержке своих родов междоусобицу затеяли да изрядно друг друга побили. Всего четверо шаманов в живых осталось, и то двое настоящих да двое учеников. Остальных же… будто корова языком слизала.
— Морана их прибрала, — со вздохом произнёс я, открывая собеседнику малую часть того, что привиделось мне в мучительных снах, насланных ночной «гостьей», отчего Стоян вдруг резко побледнел.
— Значит, не лгал Ройда, —
— Ройда? — не понял я.
— Да… — полусотник тряхнул головой и договорил уже куда более уверенным тоном. — Ройдой зовут того характерника. Он же, едва дождавшись конца битвы, насел на Чёрного, чтоб тот ему людей в охрану выделил да дозволил лысый холм осмотреть. Говорил, оттуда тьмой тянуло, как от чёрных жертвенников. Поклест как ни отбивался, а пойти против не смог. Снарядил с Ройдой два десятка воев. А тот, спустя пару часов, вернулся с пленными, средь которых и те четверо нойнов да байи уцелевших были. А от шаманов, что против них бились, сказал, даже пепла не осталось. Нам бы посмеяться, да только нойн Оорхан, им пленённый, слова Ройды подтвердил. А за ним и остальные.
— Не над чем там смеяться, Стоян Смеянович, — покачал я головой. — Оорхан этот со своими людьми действительно бился против осенённых тьмою нойнов и замороченных ими воинов. Да противник их такую жуть в сражении использовал, что мир взвыл. На тот зов Морана и явилась, дабы покарать тех, кто в алчности своей решился отринуть покон и извратить мирское естество. Я сам всё это видел, собственными глазами.
— Морана карает осенённых тьмою… — ошарашенно пробормотал мой собеседник. — Вот же диво дивное. Она ж сама воплощение тьмы!
— Ага, и потому имя её на памятных камнях высекается среди имён стражей, хранящих покон, да? — усмехнулся я.
— А тебе-то откуда сие известно?! — удивился полусотник.
— Так ты ж сам меня к вашему камню водил, — пожал я плечами. — А уметь читать написанное мне, как купцову сыну, положено.
— Это где ж такие купцы водятся, что умеют читать наши черты и резы? — раздавшийся из-за спины незнакомый голос заставил меня обернуться.
На пороге горницы стоял высокий и грузный седой мужчина, наряженный во вполне ладно сидящий на нём стрелецкий кафтан, но без оружия и даже без оружейного пояса. Вместо него изрядное пузо обтягивал широкий чёрный, расшитый канителью кушак с бахромой и кистями, за который гость заложил большие пальцы рук, так, чтобы на виду были золотые перстни с камнями, по два на каждую руку. Широкое, скорее даже полное лицо, свисающие ниже подбородка усы, кустистые нахмуренные брови, тяжёлый взгляд… Характерник Ройда, полагаю.
— Далеко, почтенный. Ты там точно не бывал, — улыбнулся я.
— А ты опиши, вьюнош, расскажи. Я много где был, немало видел. Глядишь, и узнаю места, тобой описываемые… — характерник отразил мою ухмылку. Вот только ни радости, ни веселья в ней не было ни на грош. Зато подозрений… да ну его нах!
Я обернулся к полусотнику, оставив непрошенного гостя без ответа.
— Сегодня в ночь мы уедем, Стоян Смеянович, — произнёс я. Хлябя бросил взгляд на пышущего негодованием характерника за моей спиной и… вздохнул.
— А пир в честь славной победы? — проговорил он.
— Чтобы потом опять из поруба выбираться да свою невиновность
— Так ведь мы к тому времени и добычу-то поделить не успеем! Обоз с нею, дай Свет, лишь к закату и придёт, а то и вовсе к утру! Как я твою долю высчитывать стану?! — неподдельно возмутился Стоян, перебивая попытавшегося что-то вякнуть характерника.
— Пф, тоже мне беда-огорченье, — отмахнулся я. — Долю со взятого на этом берегу Бия-то посчитали? Вот и увеличь её втрое. Мне и того достанет. А ежели в ней добрый ковёр или посуда какая серебряная да затейливая окажется, так я и на куны их менять не буду, так возьму. То и тебе в радость, и казне не в убыток. Чай, ждать продажи рухляди да стрельцов смущать задержкой в выплате их доли не придётся, а?
— Эва, не придётся! — фыркнул Стоян. — Можно подумать, у нас в лабазах лишь один ковёр с серебряным кувшином хвалынского торга дожидаются!
— Ну уж, моя доля, само собой, не так велика, чтоб всю рухлядь с ваших кладовых в её счёт забрать, но, знаешь же, Стоян Смеянович, курочка по зёрнышку…
— А весь двор в говне, — буркнул полусотник в ответ.
— Опять же, и казначею твоему радость. Всё меньше голову ломать да бояться, что цена на взятый дуван в Хвалын-городке вниз пойдёт. А довольный казначей, сам знаешь, казне прибыток, — я продолжил увещевать собеседника, не обращая никакого внимания на закипающего, словно чайник, характерника. Ну не нравится он мне. Не нравится.
— Ушлый ты, купец. Ой, ушлый, — ухмыльнулся полусотник, чуть помолчал, словно что-то прикидывая и… кивнул. — Добро! Перед закатом получишь свою долю, на том и распрощаемся.
— Вот и славно, — я улыбнулся. — А теперь пойду я, Стоян Смеянович, не буду мешать. Поди, дел-то у тебя ныне ой как немало…
— Иди уж, Ерофей, — отозвался полусотник, и я, кивнув ему на прощанье, просквозил к выходу. Миновал провожающего меня сердитым взглядом характерника, вышел за дверь и… прикрывшись иллюзией, замер рядышком, пока другая иллюзия изображала мой уход по коридору прочь от кабинета полусотника. И не зря. Не прошло и пары секунд, как выглянувший из-за приоткрытой им двери, Ройда проводил взглядом эту самую иллюзию и, лишь убедившись, что та скрылась за поворотом, ведущим к лестнице, вновь притворил тяжёлую дверь горницы.
Ну, чего и следовало ожидать. Ройда в горнице чуть ли не сапогами топал, требуя меня задержать да дознание провести. Опять… нет, не везёт мне здесь на характерников. То убили, то дебилы. Эх… О! А теперь уговаривает, чтобы нас со Светой под охраной стрельцов Поклеста из Усть-Бийского острога выпроводили. Для нашей же безопасности, конечно. А то ведь вокруг места глухие, зверей полные. Сожрут же, обязательно. Вот ведь привязался, толстый. Не, на фиг, на фиг, нам такой хоккей не нужен. Не угомонится сам… угомоню я. Да так, что до смерти на Васюганских болотах квакать будет. Я теперь и так могу, спасибо Моране.