Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
С помощью матери и сестры она с сыном втиснулась в переполненный вагон. Каким-то образом Катя с огромным узлом и двухлетним малышом добралась с вокзала до Большого Левшинского переулка. Здесь я их и нашел. Но до меня здесь побывала Поля Зверева, бывшая жена Сергея Горбунова. Через несколько лет после гибели Горбунова она вышла замуж за известного летчика-испытателя, работавшего в ЛИИ. В день паники она вспомнила о зарайских земляках, заехала к Голубкиным и предложила эвакуироваться эшелонами ЛИИ и ЦАГИ в Новосибирск. Вера заявила, что музея она не бросит, к эвакуации не готова, а Катя с сыном пусть воспользуются
Я согласился с этим предложением. Кате по секрету сказал, что вместе с Исаевым мы уходим в партизаны и попросил срочно обрезать мое долгополое демисезонное пальто, чтобы было удобнее делать перебежки. Почему-то моя просьба не была исполнена.
Вернувшись в Химки, я счел нужным исаевскую партизанскую инициативу изложить парторгу и получить его согласие на запись в отряд добровольцев. Вместо поддержки, за несанкционированную самодеятельность мне было обещано строжайшее партийное взыскание, но все-таки учли наш «искренний патриотический порыв» и я получил задание убедить беспартийного Исаева выбросить из головы всякие партизанские мысли. Только что было получено уведомление, что нам подают специальный эшелон для эвакуации. Мы обязаны не жечь и взрывать, а организованно демонтировать, упаковывать все ценное оборудование, имущество и документацию. Весь личный состав с семьями должен в ближайшие дни выехать в поселок Билимбай на Урале и там продолжить работу.
Мне и всем, имевшим семьи в Москве, было предложено срочно доставить их в Химки для подготовки к эвакуации. Вместо бегства на восток, мы должны были срочно везти своих родных навстречу наступающим немцам. Каким-то чудом мне удалось перехватить Катю с сынишкой на платформе Казанского вокзала. Они ждали эшелон для отправки в Новосибирск. К счастью, подача вагонов задержалась. Мы снова вернулись в музей Голубкиной. Сюда же приехали и мои родители. Им пришлось добираться на подводе. «Ближе к фронту больше порядка», – успокаивал я.
По дороге в Химки из громкоговорителя услышали обращение секретаря ЦК и Московского комитета партии Щербакова к жителям столицы: «За Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови». По Ленинградскому шоссе в сторону фронта двигались вооруженные винтовками ополченцы. Танков и артиллерии в этих колоннах не было. Через станцию Химки в Москву шли поезда с ранеными. Остановят ли немцев отрытые нами укрепления? А если нет? Неужели сваренные из стальных балок противотанковые ежи на всех идущих к Москве дорогах способны сдержать лавину немецко-фашистских войск?
После раскрытия «партизанского заговора» Исаев заявил парторгу, что, если по его глупости мы окажемся безоружными в лапах у немцев, он «пустит пулю в лоб».
Дни и ночи мы снимали станки, смазывали, укрывали, укладывали все, что можно, в ящики, маркировали, описывали, грузили. Я с товарищами умудрился, несмотря на протесты штаба эшелона, упаковать и погрузить все образцы машин переменного тока. Товарные вагоны – «теплушки» оборудовались нарами, железными печками, снабжались дровами.
Мама порывалась бросить всех нас и сбежать на работу в любой госпиталь для ухода за ранеными. Отец ее удержал.
Я успел вовремя привезти семью в Химки. 20 октября в Москве и прилегающих к ней районах было введено осадное положение. Движение на улицах было взято под строгий контроль. В постановлении Государственного комитета обороны говорилось: «Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».
В состав нашего эшелона мы включили «платформу ПВО», на которой установили те самые авиационные пулеметы и пушки, которые Исаев хотел использовать для партизанской войны. Моя семья разместилась в теплушке вместе с семьями Мишина, Чижиков а и Бузукова. Весь состав был снабжен на дорогу белым хлебом, маслом и крупами. В «своем» вагоне, собрав вместе все запасы, мы убедились, что ближайшие две недели голодать не будем.
Наш эшелон был одним из последних, эвакуировавших заводы Подмосковья. 25 октября эшелон покинул Химки и медленно перетянулся через мост канала Москва – Волга. Передовые немецкие части находились в этот день на линии Калинин – Яхрома – Клин, подошли к Туле и Кашире. Из последних разговоров перед отъездом с летчиками нашего боевого аэродрома, которым сверху было виднее, создавалось впечатление, что немцы выдыхаются и наступление вот-вот будет остановлено.
Продвигались мы на восток очень медленно, все время уступая дорогу встречным поездам. На запад двигались эшелоны с красноармейцами, добротно одетыми в светлые овчинные полушубки. «Откуда?» – спрашивали мы их на станциях, где добывали кипяток. «Сибирские войска!» – весело отвечали бойцы. Это были настоящие бойцы, в отличие от московских ополченцев.
Станции были забиты составами эвакуируемых на восток заводов. Ехали семьями с самым необходимым скарбом, но зато со всеми станками, инструментом и всем запасом материалов. Скольких знакомых мы встречали на этом пути. Казалось, вся Москва движется на восток заселять Урал, Сибирь и Среднюю Азию.
Навстречу на запад без задержек проносились платформы, уставленные танками и разнокалиберными пушками. Это радовало, вселяло надежду. Наш эшелон буквально пробивался на восток в те редкие «окна», которые открывались в потоке вооружения и войск, спешивших по «зеленой улице» на запад к Москве.
Только 1 ноября мы доехали до Казани. Здесь наконец-то услышали последние известия о ходе битвы за Москву. «Похоже, что наступление на Москву остановлено», – с надеждой говорили мы друг другу. Действительно, в последние дни октября в полосе Западного фронта оборона советских войск стабилизировалась.
В Билимбай прибыли утром 7 ноября. Он встретил нас двадцатиградусным морозом. Несмотря на праздник – 24-ю годовщину Октябрьской революции, объявили «всенародный аврал» по разгрузке эшелона. Местная власть всех прибывших временно разместила в просторном «Божьем храме» – церкви – прямо на холодном каменном полу. Пока женщины устраивали в церкви детей и налаживали быт, весь мужской состав начал перетаскивать оборудование на отданный в наше распоряжение чугунолитейный завод. По свидетельству местных жителей, завод был построен во времена Екатерины Великой. За несколько дней до нас сюда прибыл коллектив КБ вертолетных организаций Камова-Миля и агрегатного завода Привалова, который изготавливал парашютно-десантное оборудование.