Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
«Демидовская технология петровских времен», – сказал при встрече уже осмотревший все Волков. Он и Болховитинов, выполняя приказ Шахурина, выехали из Москвы на «эмке» как были, в летнем обмундировании. Их путешествие на автомобиле по российским дорогам того времени длилось пятнадцать дней. Но все же они успели прибыть на место до прихода эшелона, отвоевать у других претендентов на завод основную часть площади, подготовить церковь к поселению людей с последующим расселением их по деревянным избам местных жителей.
Сразу при деле оказалась моя мать. Она в первый же день нашла местную больницу и тут же была принята на работу старшей медицинской сестрой. Из больницы
Оказавшись в бригаде «такелажников» своего отдела, во время перетаскивания ящиков и станков мы с товарищами имели возможность осмотреть будущее место работы. Завод задолго до войны бездействовал, и теперь, при сильном морозе, припорошенная первым снегом его территория производила угнетающее впечатление. Окна были выбиты, рамы выломаны. Ни ворот, ни дверей мы не увидели. Вагранки и еще какие-то литейные сооружения забиты «козлами». На дворе и под дырявой крышей груды окаменевшего на морозе шлака и тонны всяческого металлолома. Болховитинов где-то отыскал строителя, с которым в маленькой конторке к нашему приезду успел составить подобие проекта реконструкции. Предстояло превратить это чугунолитейное кладбище в авиационный завод.
Билимбай фактически был большим селом, выросшим некогда при чугунолитейном заводе на берегу бурной реки Чусовой. Предстояло переучивать бывших металлургов в авиастроителей. Но за плотно закрытыми глухими воротами всех домов остались только женщины и старики. Вся молодежь была в армии.
В один из первых дней такелажно-разгрузочных работ неожиданно появился Березняк. Но в каком виде! В покрытом пятнами щегольском демисезонном пальто, фетровой шляпе и с перебинтованными ушами. Оказалось, что 16 октября он успел получить от патрона задание особой важности: с небольшой группой немедленно выехать в поселок Билимбай в качестве нашего авангарда. Первое время они ехали на открытой платформе, мокли под дождями. За Казанью ударили морозы. Команду Березняка в легких одеждах рядом с немецкими танками принимали за военнопленных. После многодневных мытарств они наконец добрались до Билимбая, но задание «особой важности» выполнять было уже поздно.
Начали мы с расчистки и облагораживания территории. Мы разбились на бригады грузчиков, такелажников, плотников и стекольщиков. Прежде всего очистили первый этаж для установки станков. Второй этаж отвели под сборочный цех, КБ и лаборатории. Работали в среднем по 12-14 часов. Самым главным нашим врагом был мороз. К началу декабря температура скатилась до минус 40 градусов. На таком морозе можно работать только в рукавицах, пользуясь ломом и кувалдой. К декабрю в основном черная работа закончилась.
Побывавший в местном райкоме партии наш секретарь Нейман, задыхаясь от возбуждения, сообщил последние новости о переходе в наступление под Москвой наших войск. Каждый из нас в глубине души мечтал о таком чуде. Теперь, когда оно свершилось, радость придавала силы и требовала выхода в активной деятельности.
Мне было поручено спроектировать и смонтировать электрооборудование и освещение завода. Бригаду «стекольщиков» возглавлял Семен Чижиков. Электромонтеры и стекольщики работать в рукавицах не могли. Каждые двадцать минут мы подбегали к раскаленным печкам, отогревали окоченевшие пальцы и быстро возвращались к месту работы.
Продуктовые запасы в декабре закончились. Основным средством поддержания жизнедеятельности были 600 граммов хлеба на человека и горячая «билимбаиха». «Билимбаихой» мы прозвали черную лапшу, сваренную в кипятке без всяких жиров. Тарелка на «первое» и такая же на «второе» – этот обед мы получали в барачном сооружении, которое называли «Ресторан Большой Урал». Подспорьем служил спирт. Он небольшими дозами распределялся между работающими. Его берегли и время от времени обменивали у местных жителей на молоко или мясо.
Вскоре удалось организовать некоторое подобие детского сада при местной школе, и большинство женщин получили возможность работать. Катя была включена в бригаду по сооружению «испытательной станции». Такое громкое название получил примитивный стенд, который сооружали на берегу искусственного озера, образованного заводской плотиной на притоке Чусовой. Стенд представлял собой сваренную из железных труб и огороженную фанерой «халабуду», в которой должен был уместиться фюзеляж самолета без крыла вместе с кабиной пилота. Основным содержанием фюзеляжа были баллоны азотной кислоты, керосина и сжатого воздуха. Хвост фюзеляжа с двигателем был обращен в сторону озера. В случае неприятностей при огневых испытаниях все, что связано с азотной кислотой, по идее должно свалиться в воду. Сейчас вода была покрыта толстенным слоем льда. Для секретности стенд защитили высоким забором от любопытных. С первых же дней начала еще не огневых, а проливочных испытаний снежный покров вокруг стенда окрасился в грязно-бурые тона.
Пары азотной кислоты пропитывали одежду работавших на стенде. Когда Катя возвращалась с работы, ее дырявый ватник тоже наполнял комнату нашей избы благородным ароматом азотки. Мои родители поселились отдельно. Больше двух-трех человек местные жители к себе на поселение не пускали.
В очень трудной жизни последних месяцев 1941 года моральной поддержкой явились известия о разгроме немцев под Москвой. В глубине души каждый из нас, покидавших Москву в ее самые трагические дни, верил и ждал. Теперь начались разговоры: «А нужно ли было эвакуировать Москву?»
Только по возвращении в Москву мы поняли, как велика была вероятность захвата района Химок. В конце ноября бои шли уже восточнее Крюкова и Яхромского водохранилища, по которому в первый день войны еще ходил под парусами своей яхты наш патрон. Всего 20 минут хорошего танкового хода отделяли немцев от Химок.
Но чудо, в которое мы твердо верили, свершилось.
НА УРАЛЕ
К новому году на заводе восстановили котельную, теплосеть, подали во все рабочие помещения тепло. Моя бригада закончила первую очередь электрооборудования, провела освещение. На первом этаже загудели станки. На втором конструкторы могли работать у кульманов без ватников и рукавиц. В сборочном цехе по плазам начали изготовление одновременно трех машин.
Из своих немногочисленных сотрудников я составил три группы. Анатолий Бузуков делал общую электрическую схему самолета, Семен Чижиков компоновал и изготавливал приборную доску пилота, Лариса Первова переделывала свечи зажигания авиационных двигателей в свечи накаливания для зажигания ЖРД. Инженеры не только проектировали и рисовали, но придуманное делали своими руками.
Освободившись от забот по промышленному электрооборудованию, я отправился в командировку «из Европы в Азию». Так мы называли путешествия в 60 километров через Уральский хребет. Дело в том, что по дороге в Свердловск мы пересекали границу между Европой и Азией, что подтверждалось каменным обелиском, установленным между двумя частями света. В Свердловск было эвакуировано много научных организаций из Москвы и Ленинграда. Я пытался восстановить связи с радиотехническими организациями, но ничего конкретного не получалось.