Книга историй

Даврижеци Аракел

Епископы стали плакать и горевать обо всем этом, высказывать католикосу свое негодование и обвинять: мол, справедливый бог да отомстит тебе за мощи святых, ибо со времени святого Лусаворича до наших дней мощи этих святых не были стронуты с места и рассеяны где-либо, они начало и основа веры армян, [они] стали богатством и благом страны, а ты сегодня их развеял. И епископы, поплакав и погоревав, подняли раку с оставшимися мощами, понесли ее снова в храм святой Рипсимэ, опустили в часовню, вырыв очень глубокую могилу, положили раку с мощами в могилу и, скрепив песком и известью со всех сторон, замуровали, засыпали могилу, положили на нее надгробный камень. Дверь же часовни не заделали, а оставили ее открытой, как это и сейчас видно; дыру наверху в алтарном возвышении закрыли; и, [хотя] ее заделали, любопытствующим она явственно видна снизу из прохода, ибо камни, положенные на дыру, и сейчас белые.

А патеры, взяв торбу с теми мощами святой Рипсимэ, [которые им удалось достать], отправились в город Ереван и там стали обдумывать, как увезти [мощи] к себе в страну, ибо, боясь османов, они не могли пройти через

страну ромеев [148] , так как в то время великая вражда и ожесточенная /185/ война шла между османами и франками [149] . И по этой причине они не могли пройти через страну османов.

148

Страна ромеев — слово «ромей» («ором») первоначально означало римлянина, а впоследствии — византийца, грека. Армянские источники страной ромеев, Оромстаном, называют иногда и Турцию, частью которой являлась в то время Греция.

149

Очевидно, Аракел имеет в виду австро-турецкую войну (1592-1606 гг.), завершившуюся двадцатилетним перемирием в Ситвароке.

И вот, взяв с собой мощи, патеры вышли из Еревана, пришли в область Нахичеванскую, в Ерынджакский гавар, во франкское селение Апаранер [150] . Там разделили мощи на три части; сами патеры, взяв себе две части мощей, остались там, а одну часть с доверенными людьми послали в город Исфахан во франкский монастырь, называемый Иусиния (ибо в городе Исфахане есть три франкских монастыря). Те, кто повез мощи, привезли и доставили мощи во франкский монастырь Иусиния, спрятали их [там] в сундуке в каком-то доме и ждали удобного часа, чтобы, захватив их, повезти через Бандар в город Гоа в стране Пуртукеш [151] , дабы оттуда на корабле повезти уже в самый Франкстан.

150

Т. е. селение, населенное армянами-католиками.

151

Имеется в виду Гоа, португальская колония на юго-западном берегу Индостана, которая с 1548 г., с прибытием туда иезуитов, стала центром их колонизаторской деятельности на Востоке.

Католикос Давид не был осведомлен обо всех этих событиях, ибо в это время он жил в городе Исфахане. Был у католикоса Давида в услужении один преданный человек из армян, по имени Григор, — сведущий и осторожный в делах и службе. Человек этот знал франкский язык, так что всегда посещал франкскую церковь и прислуживал им (франкам) своих житейских выгод ради; и однажды за вином, попечением Божьим размякнув в беседе, франкский служка, привезший мощи, сказал, между прочим, служителю католикоса /186/ Григору: «Поехали мы в вашу страну и увидели Престол ваш Эчмиадзин, вынесли оттуда мощи святой девы Рипсимэ и привезли сюда, а теперь они находятся в сундуке в моем доме, мы хотим повезти их в страну Пуртукеш, чтобы оттуда увезти уже в самый Франкстан».

Мудрый и рассудительный муж сей на время утаил рассказанное в душе и одобрил намерение рассказчика, но на второй день пошел к католикосу Давиду и сообщил ему о том, что услышал от франка.

В это время в городе Исфахане проживало множество христиан армянского происхождения из Араратской области, и особенно выходцев из города Еревана; католикос призвал к себе кое-кого из них — именитых и доверенных [мужей] — и сообщил им об этом. Они были очень огорчены и решили жестоко отомстить. Католикос вместе с ними пошел к джугинцам, к ходже Сафару (бывшему главой джугинцев, да и не только джугинцев, но и всех армян, живших в пределах Персидского царства, ибо ходжа Сафар и брат его ходжа Назар [152] очень почитались персидским царем и его вельможами), и известил ходжу Сафара об этом. И ходжа Сафар, католикос и глава ереванцев ага тэртэр пошли вместе к градоначальнику, по имени Мирза Мамад, назначенному шахом градоначальником Исфахана, ибо шах в это время находился не в Исфахане, а в Тавризе; там же при шахе находился и ходжа Назар.

152

Подробно об этой семье и ее роли в жизни армянской колонии Новой Джуги пишет А. Кюртян (см.: «Джугинец ходжа Назар и его семья», а также гл. 5, прим. 43 ).

Заявив градоначальнику и, взяв у него ратников, они неожиданно явились в монастырь /187/ франков и, открыв дверь упомянутого дома, обнаружили сундук с мощами. И, взяв, привезли этот сундук к градоначальнику, а он запечатал своим перстнем и отдал сундук в залог Сафару, чтобы тот хранил его, пока приедет шах и потребует его.

О ходе и обстоятельствах всех этих событий ходжа Сафар и католикос известили письмом ходжу Назара, который находился в Тавризе. И ходжа Назар, который не боялся и открыто [говорил] с шахом, сообщил ему [обо всем] и попросил шаха послать за патерами, охотящимися за мощами, грамоту с повелением и царских слуг, чтобы, схватив их, привести к стопам государя. И государь исполнил все пожелания ходжи Назара. Случилось так, что царский слуга, снаряженный в путь, был по

происхождению армянин, а по вере — христианин армянского исповедания. Настоящее имя его было Аветик, но ему приписали еще одно прозвище — Алтун. Все, что нужно было для осуществления задуманного дела, ходжа Назар поручил Алтуну. И этот Алтун отправился [в путь] и дошел до Нахичеванского гавара, вошел в селение франков Апаранер и тотчас же, схватив, связал епископа, священников и именитых людей из франков и заключил их под стражу и потребовал, чтобы они указали патеров, похитивших мощи, но те не желали указать. Однако Алтун пытал их и, подвесив, бил батогами, и они поневоле указали патеров, похитивших мощи, имена которых были: патер Глелун и патер Арханджели. Затем он стал настоятельно требовать у них мощи, а они не хотели показать, но Алтун повесил их и жестоко бил батогами, сильно /188/ мучил и пытал их. И много дней он нещадно мучил их, так как они не указывали, [где находятся] мощи.

И однажды, подвесив одного из священников той деревни, много часов нещадно били его. У священника того был племянник — маленький мальчик, который стоял подле него и горько плакал. И мальчик тот спросил у людей, стоявших там, за что, мол, подвесив, бьют священника, моего [дядю]. И люди ответили ребенку, что, мол, святые мощи были принесены в селение и [люди] требуют указать, [где они], но мы не знаем где, поэтому подвесили и бьют [твоего дядю]. И снова мальчик сказал им: «Так что же это, что находится в самом дальнем покое нашем, перед чем ежедневно зажигают лампаду?» До сего мига Алтун совсем не говорил по-армянски и не показывал вида, что он армянин, но сам он стоял среди мужчин, когда мальчик произнес эти слова. А когда Алтун услышал слова мальчика, тотчас же обернулся к нему, ласково заговорил с ним и сказал: «Что ты сказал, сын мой, скажи еще раз». И мальчик повторил еще раз те слова. И тогда Алтун сказал мальчику: «Коли покажешь мне то, о чем говорил, освободив, отпущу твоего [дядю] — священника, а [еще] тебя и твоего священника одарю и одену в капу, а коли нет — без конца буду бить твоего священника, чтобы он умер под палками». И затем сам Алтун, взяв мальчика за руку, сказал: «Давай сынок, пойдем к вам домой, покажи мне то, о чем говорил». И, дойдя до дому, прошли из покоя в покой, вплоть до самого дальнего покоя, где находились мощи. И увидел Алтун, что они покоятся на /189/ возвышении, укрытые чистым облачением, и перед ними горит лампада; Алтун снял все покрывала и увидел, что действительно это мощи. И, взяв на руки, вынес [их] и, как обещал мальчику, отпустил иерея и подарил иерею и мальчику обещанные капы.

Затем Алтун стал жестоко пытать других заключенных, и особенно патеров, извлекавших мощи, и они, не вынеся жестоких мук, сказали: «Больше нигде нет [мощей], кроме спрятанных нами в горах; потерпи до вечера, ибо [сейчас ничего] не получится, а ночью пойдем на место, достанем и дадим тебе». А гору, где были спрятаны мощи, весь край тот называет Болу; она [находится] близ селения Апаранер, это высокая гора, изрытая пещерами. В ту ночь, когда патеры поднялись на гору, пошел с ними и Алтун. Когда они зарывали там мощи, приметили полярную звезду, и сейчас тоже стали продвигаться, имея приметой полярную звезду, и столько ходили туда и сюда, пока не пришли точно и не стали над местом, где [мощи] были зарыты, и тогда уже приказали слугам рыть. Когда кончили рыть, стала видна серебряная чаша, наполненная мощами, и, взяв, отдали ее Алтуну, и Алтун, взяв мощи, вместе с патерами вернулся в селение Апаранер. Он снова требовал у них мощи, а они, пав ниц перед ним, плакали и клялись ужасными клятвами в том, что мощей больше нет.

Сам Алтун был родом из селения Астабад, /190/ и дом его находился там; выйдя из селения Апаранер и взяв с собой мощи и патеров, извлекших мощи, он прибыл в селение Астабад.

Случилось в эти дни святому вардапету Погосу быть в селении Астабад (историю этого вардапета я еще расскажу в этом повествовании); придя к нему, Алтун принес ему все мощи и предложил вардапету взять свою долю, и вардапет взял кусок мощей величиной с палец. Остальное Алтун спрятал у себя. И еще Алтун сказал вардапету следующее: «Если не станешь укорять меня за патеров, я оставлю тела их здесь и, отрубив головы, лишь их отвезу царю». А святой вардапет, пожалев патеров, ибо и они были христиане, не позволил Алтуну совершить то, о чем он говорил.

Вардапет, взявший часть мощей, отправился спустя несколько лет в город Нахичеван, в маленькое селение близ этого города, что называют Культапа. До того времени в селении этом не было церкви; заложив там основание, он положил туда те мощи и завершил [постройку] возведенной над ними церкви. Во время освящения церкви назвал ее именем святой Рипсимэ. И, поселившись вокруг церкви, живут ныне в том селении несколько [семей] христиан армянского происхождения.

А Алтун ушел из Астабада, взяв с собой патеров и мощи, добрался до Тавриза и преподнес ходже Назару мощи и [представил] патеров. Ходжа Назар доложил шаху, обратился к нему с просьбой и сказал: «Счастливая ваша судьба, государь /191/ наш, не позволила этим мощам отбыть во Франкстан, ибо, если бы они отбыли, весь народ армянский ушел бы вслед за ними, поскольку все армяне — их приверженцы, и особенно джугинцы и жители гавара Гохтн, многие из коих ныне по торговым делам находятся во Франкстане, вряд ли они вернулись бы в эту страну. И просьба наша к царю такова: чтобы ни одна частица не была отделена от этих мощей; и если франки взяли хоть что-нибудь, отняв и это у них, верните нам». Эти слова сказаны были шаху ходжой Назаром [задолго] до дня судебного расследования. А шах ответил: «Ввиду того что такова добрая воля джугинцев, во имя желания их и из благосклонности к твоей личности сделаю, как ты сказал».