Книга кладбищ
Шрифт:
Он положил брошь рядом с чашей и ножом.
— Вот, — произнёс он. — Её даже почистили. Как новенькая.
— ОНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ, — отозвалась Гибель, и по голосам её было понятно, что она довольна. — ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.
Это была очень долгая ночь.
Ник брёл, усталый и немного пришибленный, мимо скромного надгробия мисс Либерти Роуч («Потраченное ею — пропало, отданное — осталось с нею навеки. О читатель, будь щедрым!»), мимо могилы приходского пекаря Харрисона Вествуда и его супруг Мэрион и Джоан, и спустился к окраине кладбища. Мистер и миссис
Он взялся за железные прутья забора, отделявшего неосвящённую часть кладбища, и проскользнул между ними.
— Эй, — позвал он. Ответа не последовало. Под боярышником не было видно лишней тени. — Надеюсь, с тобой всё хорошо? — спросил Ник.
Молчание.
Он успел снять джинсы в избушке садовника — в сером саване было привычнее и удобнее, — но куртку он оставил себе. Ему понравилось иметь карманы.
Когда он ходил переодеваться, он взял в избушке садовника серп, и сейчас принялся косить им крапиву. Он яростно косил её и бросал в сторону, пока перед ним не остался голый кусок земли с остатками корней.
Тогда он достал из кармана стеклянное пресс-папье, переливающееся множеством цветов, и эмаль с кисточкой.
Он макнул кисточку в коричневую эмаль и аккуратно вывел на пресс-папье буквы: «Е. Х.»
А чуть ниже написал: «Мы помним всё».
Наступало время ложиться спать. Пора было возвращаться — ему не стоило опаздывать ко сну в ближайшее время.
Он положил пресс-папье на землю, где были заросли крапивы — туда, где, по его мнению, должно было быть изголовье. Пару секунд он смотрел на то, что получилось, затем развернулся, проскользнул сквозь прутья и — уже увереннее — начал взбираться на холм.
— Недурно, — послышался голос за его спиной. — Совсем даже недурно.
Он оглянулся, но вокруг не было ни души.
Глава 5
Танец смерти
Вот-вот что-то должно было случиться. Ник был в этом уверен. Это чувствовалось в хрустальном зимнем воздухе, в звёздах, в ветре, в темноте. Это читалось в ритмах долгих ночей и мимолётных дней.
Миссис Иничей выпроваживала его из маленькой гробницы Иничеев.
— Давай-давай, иди, побегай, — приговаривала она. — У меня и без тебя куча дел.
Ник жалобно посмотрел на мать.
— Там же холодно, — сказал он.
— Ну конечно, — сказала она. — Это же зима. Ты только посмотри, — продолжила она, обращаясь скорее к себе, чем к Нику, — в каком состоянии ботинки. А платье! Его надо заштопать. И смести паутину — тут всё безобразно заросло паутиной. Так что давай-ка, марш отсюда, — повторила она. — У меня столько дел, а ты под ногами путаешься.
И она стала напевать себе под нос песенку, которую Ник раньше не слышал:
— Богачи и беднякиПляшут смертень у реки.— Что это ты поёшь? — спросил Ник и тут же об этом пожалел, потому что лицо миссис Иничей стало мрачнее тучи. Ник поспешил убраться из гробницы, пока она не дала волю гневу.
На кладбище было холодно и темно. В небе уже загорелись звёзды. На Египетской аллее Ник встретил матушку Слотер. Она щурилась на зелень.
— Мальчик, у тебя глаза посвежее моих, — сказала она. — Ты не видишь, там что-нибудь цветёт?
— Разве что-нибудь цветёт зимой?
— А что ты на меня так уставился? — возмутилась она. — Всё цветёт в свой черёд. Сперва зачатки, потом цветочки, затем всё вянет. Всему своё время, — она поёжилась, кутаясь в свою накидку и поплотнее натягивая чепец, и продолжила:
— «Пой, танцуй и веселись, смертень всех уносит ввысь». Да, мальчик?
— Я не понимаю, — признался Ник. — Что такое смертень?
Но матушка Слотер уже нырнула в заросли плюща и исчезла из вида.
— Странно, — сказал Ник вслух. Он надеялся погреться и поговорить с кем-нибудь в людном мавзолее Бартелби, но никто из всего семейства — из всех семи поколений — не нашёл для него времени. Они занимались чисткой и уборкой, все до единого, от мала (ум. 1690) до велика (ум. 1831).
Фортинбрас Бартелби, который умер, когда ему было десять лет (от чахотки, как он сообщил Нику, и тот был страшно разочарован, потому что раньше почему-то думал, что мальчика съели львы или медведи, а оказалось, что тот просто скончался от болезни), вышел к нему извиниться.
— Не получится сегодня поиграть, мистер Ник, — сказал он. — Завтрашняя ночь не за горами. Разве такое часто бывает?
— Каждую ночь, — сказал Ник. — Каждая завтрашняя ночь приходит за каждой сегодняшней.
— Только не эта, — сказал Фортинбрас. — Эта бывает так же редко, как синяя луна или семь воскресений в неделю.
— Это же не ночь Гая Фокса, — сказал Ник. — И не Хеллоуин. И не Рождество, и не Новый год…
Фортинбрас весело улыбнулся. У него было совершенно круглое лицо, усыпанное веснушками.
— Конечно нет, — кивнул он. — Это совсем особенная ночь.
— А как она называется? Что будет завтра?
— Самый лучший праздник, — ответил Фортинбрас, и Ник видел, что он собирался договорить, но его бабушка, Луиза Бартелби (которой было всего двадцать лет), подозвала его к себе и что-то сердито прошептала ему на ухо.
— Я не говорил, — сказал Фортинбрас. Затем повернулся к Нику и сказал: — Извини, у меня дела.
Затем он взял тряпку и принялся натирать ею свой пыльный гроб.
— Пум-пум, пум-пурум, — запел он. — Пум-пум, пум-пурум.
С каждым «пурум» он делал живописный взмах тряпкой.
— А чего ты не поёшь эту песню?
— Какую?
— Которую все остальные поют.
— Некогда, — сказал Фортинбрас. — И потом, завтра ещё не наступило.
— Нам некогда, — сказала Луиза, которая умерла при родах, рожая близнецов. — Иди, займись своими делами.
Затем она запела своим звонким голосом:
— Ночь настанет — и пляши,Смертень — танец для души