Книга кладбищ
Шрифт:
Итак, мужчины в чёрных костюмах сидели за столами, а один из них стоял на сцене. Это был добродушного вида человек в таком костюме, будто только что со свадьбы. Он зачитывал Список Добрых Дел. Детей из бедных районов отправили на каникулы в экзотические страны. Городу был подарен туристический автобус для экскурсий.
Некто Джек сидел за центральным столом перед сценой, рядом со щеголеватым мужчиной с серебристо-белыми волосами. Оба ждали, когда подадут кофе.
— Время тикает, — произнёс мужчина. — А мы все не молодеем.
Некто Джек ответил:
— Я тут как раз подумал… Та история
— Она плачевно закончилась, однако к делу это отношения не имеет. Джек, ты потерпел провал. Ты должен был убрать их всех. Включая младенца. «Почти» считается результатом только в контексте взрывных устройств и напалма.
Официант в белом пиджаке стал разливать им кофе — невысокому человеку с тоненькими, словно нарисованными карандашом, усиками, затем высокому блондину с такой яркой внешностью, что он мог бы быть кинозвездой или моделью, и, наконец, темнокожему мужчине с большой головой и взглядом разъярённого быка. Эти трое подчёркнуто игнорировали беседу Джека и седовласого, как бы будучи поглощены речью выступавшего и временами даже аплодируя. Старик добавил в свой кофе несколько ложек сахара с горкой и принялся его размешивать.
— Десять лет! — произнёс он. — Время и прилив никого не ждут. Ребёнок скоро станет взрослым. И что тогда?
— У меня ещё есть время, мистер Данди, — сказал некто Джек, но седовласый снова его перебил, резко выкинув в его сторону мясистый указательный палец.
— Это раньше у тебя было время. А теперь у тебя есть только крайний срок. И советую тебе призвать на помощь смекалку. Потому что поблажек с нашей стороны больше не будет. Хватит. Мы устали ждать, каждый Джек до единого.
Некто Джек кивнул.
— Я уже напал на след, — сказал он.
Седовласый сделал глоток кофе.
— Неужели?
— Да. И, повторюсь, у меня есть ощущение, что это как-то связано с той неприятной историей в Сан-Франциско.
— Ты уже сообщил секретарю? — мистер Данди кивнул на того, кто продолжал зачитывать список, на этот раз перечисляя больничное оборудование, купленное на их щедрые пожертвования в прошлом году («Не один, не два, а целых три аппарата искусственной почки!» — говорил он, а мужчины в зале вежливо аплодировали сами себе и своей щедрости).
Некто Джек кивнул.
— Сообщил.
— И?
— Он ничего не хочет слушать. Его интересует только результат. Он хочет, чтобы я просто закончил начатое.
— Каждый Джек этого хочет, дорогой мой, — сказал седовласый. — А мальчик, между тем, по-прежнему жив. И время не играет нам на руку.
Остальные, сидевшие за столом и до сих пор притворявшиеся, что не слышат их, на этих словах принялись кивать и поддакивать.
— Время, — спокойно продолжил седовласый, — как я уже говорил, тикает.
Глава 6
Никто в школе
На кладбище шёл дождь. В лужах отражался размытый перевёрнутый мир. Ник сидел, под аркой, отделявшей Египетскую аллею с раскинувшимися за ней зарослями от остального кладбища. Здесь, скрытый от живых и мёртвых глаз, он читал книжку.
— Эй ты, гад! — раздался крик на тропинке. — Ты, гад, я тебя поймаю и глаза выколю! Только попадись мне, ещё пожалеешь, что родился!
Ник вздохнул и опустил книгу. Он выглянул из укрытия и увидел Теккерея Порринджера (1720–1734, «Сын вышеуказанного»), который бежал к нему по скользкой тропинке. Теккерей был большим мальчиком — он умер, когда ему было четырнадцать, во время посвящения в ученики одного художника. Ему дали восемь медяков и велели не возвращаться без полгаллона полосатой красно-белой краски для вывески цирюльнику. Теккерей бегал в поисках полосатой краски по всему городу пять часов напролёт. Повсюду над ним смеялись и отправляли в другие магазины. Когда он понял, что над ним издеваются, его от ярости хватил удар, и к концу недели он скончался, исходя ненавистью к других ученикам и художнику мистеру Хорробину, над которым так измывались, когда он сам был учеником, что теперь он даже не понимал, о чём весь сыр-бор.
Теккерей Порринджер умер от злости, вцепившись в томик «Робинзона Крузо», кроме которого у него ничего и не было, если не считать гнутого полшиллинга и одежды, в которую он был одет. По просьбе матери его похоронили вместе с книжкой. После смерти Теккерей Порринджер не стал менее вспыльчивым, поэтому сейчас он кричал:
— Я точно знаю, что ты здесь прячешься! Вылезай, вор, я тебе сейчас так задам!
Ник закрыл книжку.
— Я не вор, Теккерей. Я просто взял её на время. Честное слово, я верну её, как только дочитаю.
Теккерей поднял голову и увидел Ника за статуей Осириса.
— Я же говорил тебе её не брать!
Ник вздохнул.
— Слушай, на кладбище так мало книг! А я сейчас на таком интересном месте — он увидел след на песке, значит, на острове есть кто-то ещё!
— Это моя книжка, — упрямо твердил Теккерей Порринджер. — Отдай сейчас же.
Ник собирался ещё поспорить или попробовать договориться, но увидел обиженную гримасу Теккерея и сдался. Он слез с арки, спрыгнул на землю и протянул ему книжку.
— Держи, — сказал он. Теккерей схватил её без всякой благодарности и злобно уставился на Ника.
— Хочешь, я тебе почитаю вслух? — предложил Ник. — Я могу, правда.
— Можешь пойти и повеситься, — буркнул Теккерей, после чего размахнулся кулаком и врезал Нику по уху. Удар был неслабым, но по лицу Теккерея Порринджера было видно, что его кулаку было ничуть не менее больно, чем уху Ника.
Теккерей пошёл обратно вниз по тропинке. Ник смотрел ему вслед. Ухо ныло от боли. Затем он развернулся и пошёл под дождём по затянутой коварным плющом дорожке. Внезапно он поскользнулся и упал, порвав при этом свои джинсы и ободрав коленку.
Вдоль стены тянулась рощица, в которой росли ивы. Здесь Ник едва не врезался в мисс Юфимию Хорсфол и Тома Сэндса, которые бродили здесь вдвоём уже много лет. Тома похоронили так давно, что его надгробие превратилось в невзрачный камень. Он жил и умер во время Столетней войны с Францией, а мисс Юфимия (1861–1883, «Она спит, и сон её оберегают ангелы») была похоронена в разгар викторианских дней, когда кладбище расширили и превратили в успешное коммерческое предприятие, которое процветало целых пятьдесят лет, — у Юфимии была собственная усыпальница с чёрной дверью на Ивовой аллее. Однако парочку, очевидно, не беспокоила разница в исторических периодах.