Книга Легиона
Шрифт:
— На все. Я могу менять законы природы. Я могу зажечь новое солнце. Я могу творить мыслью.
— Вы намерены изменить мир?
— Нет.
— Почему? Он вам кажется безупречным?
— Нет.
— Что же вас удерживает. Нежелание?
— Запрет. Внутренний запрет. Вы задаете нелепые вопросы.
— Хорошо. Дайте вашим мыслям устояться… Что вас теперь занимает?
— Некто. Он приказал мне убить себя.
— Это конкретный человек?
— Не знаю. Это воля. Это некто. Я намерен последовать за ним.
— Куда?
— В его сущность. Внутрь.
— В этом нельзя заходить далеко. Это очень опасно.
— Я знаю, что это опасно. Я не намерен заходить далеко.
Платон начал дышать чаще, и его
— Открываю… открываю тебе… сущность всех вещей… она в тебе… я — твоя сущность… Легио Прима…
На лице Платона попеременно сменялись выражения интереса, разочарования, удовольствия, страха.
— Он родился в год розового свечения… но почему же… не понимаю… он отворит врата… он призывает тебя…
Внезапно его глаза округлились и побелели, как при сильной боли:
— Это жутко… нет, нет… невыносимо…
Его лицо застыло в непонятном отчаянном усилии, руки и ноги стали конвульсивно вздрагивать. Марго показалось, у него начинается эпилептический приступ.
Гипнотизер, отошедший было к столу, подбежал к Платону, растеряв по пути всю свою вальяжность. Но заговорил очень спокойно, хотя и с сильной напряженностью в голосе — он, по-видимому, действительно был профессионалом высокого класса.
— Возвращаемся… медленно возвращаемся… сосчитаем до десяти… один… два… три… четыре…
Лицо Платона расслабилось, приобрело осмысленное выражение, и он приоткрыл глаза.
— Уф, — облегченно выдохнул гипнотизер и, не смущаясь присутствием Марго, вытер рукавом своего элегантного халата капли пота со лба.
После нажатия соответствующей кнопки на кресле, оно изменило свою конфигурацию, и Платон теперь спокойно сидел, положив руки на подлокотники, будто с ним ничего и не происходило, разве что был необычно бледен.
— Что со мной было? Что-то неприятное… Но я ничего не помню.
— Вполне закономерно, — рассеянно кивнул гипнотизер и, подойдя к одной из закрытых полок своего высоконаучного шкафа, достал бутылку коньяка и мензурку.
— Это вам поможет, — он подал мензурку Платону.
— Спасибо, — после паузы откликнулся тот с некоторым недоумением. — Теперь я, кажется, могу двигаться. — К нему медленно возвращался нормальный цвет лица.
— Я не советую вам повторять подобные эксперименты, они могут плохо кончиться. Ваш мозг потерял контроль над вашим сознанием, я еле успел вас вытащить. Кто-нибудь другой мог и не справиться, учтите на будущее.
— Что значит «плохо кончиться»? Что вы имеете в виду?
— Необратимые изменения в психике. Как после ЛСД… или некоторых других препаратов.
— Гм… — Платон осторожно встал, придерживаясь за спинку кресла. — Я полагаю, сеанс окончен?
— Да… И еще одна странная вещь: мне удалось ввести вас в гипноз только со второй попытки. И не потому, что вы не гипнабельны. К тому же, вы сами хотели… Я почувствовал как будто барьер, будто вас кто-то пытался заблокировать от гипноза… гипнотизер более сильный, чем я… хотя, это невероятно.
Он позвонил имевшимся на столе медным колокольчиком и к моменту появления в дверях секретарши сделался снова величественным:
— Будьте любезны, проводите моих друзей. Сеанс не состоялся. Если они пожелают, оформите консультацию. — При последних словах он, как показалось Марго, с некоторым неудовольствием скосил на нее глаза.
Дома они подвели итоги поездки. Гордиться особенно было нечем. Что им удалось выяснить? Они имеют дело с неким разумным и агрессивным влиянием, способным паразитировать в чужом сознании и обладающим потребностью и властью время от времени заставлять людей убивать себя варварским способом. Это им было и так известно, разве что не было сформулировано достаточно четко. Второе: с этим кровожадным
Они до сих пор не могли даже условно, для удобства обсуждения, как-то обозначить словесно это неопознанное злопакостное влияние, и в разговорах употребляли термины ОНО и ЭТО, что создавало определенный речевой дискомфорт. Но дать ЭТОМУ имя означало узаконить его существование, с чем они пока категорически не хотели примириться.
Что касалось роли покойного Паулса, то у них больших разногласий не возникло. Оба не сомневались, что о его участии в этих делах в какой бы то ни было нематериальной посмертной ипостаси думать нелепо. Но, с точки зрения Платона, речь могла идти о другой, ныне живущей, личности, в той или иной степени отождествившей себя с Легионом. В истории существует достаточно проверенных примеров полного отождествления «я» живого человека с умершим.
— О личности либо о группе личностей, — уточнила Марго, отдавая дань своей незаслуженно забракованной идее об изуверской секте.
Так или иначе, покойного генетика следовало копнуть поглубже, чем это сделала в свое время Марго. Разделение труда напрашивалось само собой, соответственно способностям и подготовке: Марго взялась изучить во всех подробностях жизнь Легиона, а Платон — его научные труды.
Оба приступили к делу с максимальным усердием, понимая — чем энергичнее они разберутся с покойником, тем скорее появится шанс выйти на реальных, живых злодеев, подвластных человеческому суду и Уголовному кодексу. Кроме того? Марго подстегивало уже близкое окончание отпуска и неизбежная в будущем нехватка времени. Впрочем, предстоящий выход на службу вызывал у нее положительные эмоции: она надеялась, что рутинная работа и не менее рутинный быт прокуратуры погасят непривычное и неприятное ощущение ирреальности окружающего мира.
Платон целыми днями просиживал в библиотеках, а по вечерам просматривал и сортировал свои дневные заметки. Он по большей части вникал в прочитанное с трудом, а то и вовсе не понимал, и вынужден был на ходу пополнять свои знания — в доме появились объемистые книги по генетике.
Марго, естественно, начала с Паулс. Та уже успела составить педантичный отчет о своих действиях в течение указанных Марго шести суток и, по сравнению с ним, достаточно эмоциональное описание визита к ней Платона. К сожалению, сопоставление графиков времяпрепровождения Лолы и родственников Марго ничего не дало. Убедившись на этом материале, что Паулс, несмотря на неприятный инцидент, по-прежнему ей доверяет и готова к сотрудничеству, Марго перешла к расспросам о Легионе и натолкнулась на упорное сопротивление. Ссылаясь на то, что сама тема ей неприятна, Лола отвечала невразумительно и односложно, и вообще, всячески отлынивала от разговора. Она все еще боялась его, боялась даже о нем говорить, подобно дикарям, опасающимся произносить имена злых духов. Марго пришлось потратить немало красноречия и энергии и выпить с ней изрядное количество водки, пока ей удалось убедить Лолиту, что этот разговор — как больной зуб: идти к врачу страшно, а потом станет легче. Но зато, когда Марго, наконец, уговорила ее и смогла включить диктофон, Лола заговорила взахлеб, не смущаясь подробностями, с упоением, чуть не со сладострастием. Марго хорошо был знаком этот азарт — так обычно давали подследственные показания на своих подельников, подставивших их или заложивших. Впоследствии, обрабатывая эту запись, Марго не без труда удалось выделить из потока Лолитиных ощущений и эмоций то, что ей было нужно.