Книга Легиона

Подольский Наль Лазаревич

Отказавшись от предложения остаться на воскресенье, Марго отбыла в город на электричке, на прощание снабдив свою подопечную еще одним полезным советом:

— Будешь путаться с мужиками — в случае чего баллончиками больно-то не разбрызгивайся. Ежели, к примеру, у него астма, можешь схлопотать непреднамеренное убийство. Лучше предупреждай заранее, что у тебя бывают заскоки.

2

Сидя в полупустом вагоне электрички и мысленно подводя итоги этой короткой загородной прогулки, Марго, в общем, осталась довольна собой. Ничего лишнего не обещала, не отвергла заранее возможный заработок, что расценила как маленькую победу над собственной строптивостью, и в значительной мере удовлетворила свое любопытство.

Дома она, как обычно, скоротала остатки вечера за телевизионным сериалом и скромным ужином, подкрепленным несколькими рюмками водки. А потом, уже собираясь ко сну после душа, в ванной, не успев даже обтереться полотенцем, принялась рассматривать себя в зеркале, чего за нею до сих пор никогда не водилось. Ведь совсем не уродина, если

разрисоваться как надо, можно и за шлюху сойти, а мужики не обращают внимания. Вроде бы, все на месте, и грудь в порядке. Худощава, конечно, вот ключицы торчат, но другим-то женщинам это не мешает. А что возраст под сорок — так еще же не сорок… Да и вообще… К Лолке, небось, и за сорок будут липнуть, что мухи, если до сорока доживет. Стоп, с чего это ей пришло в голову?.. Хотя, естественный ход мысли. Если смерть вокруг нее топчется, то когда-нибудь, рано ли, поздно, и на нее наступит. Да и черт с ней, с Лолкой, о себе бы подумать… В чем же все-таки дело?.. Выражение лица? Да, пожалуй, отчужденное, настороженное, — это определенно отпугивает. Детдомовское наследство… Она попробовала небрежно улыбнуться, и ничего не вышло: на губах улыбка, а глаза все равно угрюмые. Забавно все-таки: если у тебя нос не такой, можно пластическую операцию сделать. А выражение глаз какой хирург сможет подправить?

Уже в постели, отложив детектив, где какой-то Стив и какая-то Рут без конца прятали какие-то деньги, она, засыпая, подумала, что завтра приедет с дачи ее сожитель, и в голову не будут лезть дурацкие вопросы, хотя с ним вдвоем не намного веселее, чем в одиночестве. И еще подумала, что если бы он вдруг объявил, что решился, наконец, на развод и хочет ее, Марго, взять в жены, то она бы совсем не обрадовалась и, скорее всего, отказалась.

Лола почти месяц не давала о себе знать, и Марго редко о ней вспоминала. Начался сезон отпусков, и начальство свалило на Марго кучу утомительных дел. От этой однообразной рутины она чувствовала себя отупевшей и находила в этом странное удовлетворение. И когда в один из вечеров, дома, она услышала в телефонной трубке знакомый детский голосок, ее охватило раздражение, но она не дала его почувствовать собеседнице, ибо это было бы непрофессионально.

Пунктуально выполняя рекомендацию Марго, Паулс доставила ей нотариально заверенные стенограммы своих бесед с психиатрами. Несмотря на острый недостаток времени, Марго ознакомилась с ними — содержание приблизительно соответствовало тому, что рассказывала ей сама Лола. Марго не поленилась навести справки — ей сказали, что подпись каждого из этих специалистов значит больше, чем заключение любого консилиума. И обе знаменитости своим авторитетом не только удостоверяли психическую полноценность Паулс, но и совершенно серьезно обсуждали ее фантазии, не считая их ни заведомым враньем, ни абсурдом.

Марго сама не ожидала, что эти несколько десятков страниц компьютерной распечатки, зачем-то переплетенные в виде двух аккуратных брошюр (проклятые буржуи, с жиру бесятся), внесут такую сильную смуту в ее внутренний мир. У нее не нашлось времени — более того, по-видимому, было нежелание, прикрытое отсутствием времени, — проанализировать свое отношение к рассказу Паулс. Оказалось, она весь этот месяц пребывала в убеждении, что никаких стенограмм не увидит, а если увидит, то это будут утешительные беседы врачей с шизофреничкой, страдающей манией преследования. Потому она, собственно, и перестала вспоминать о Паулс, решив про себя, но не оформив в виде четкого умозаключения, что та — просто сумасшедшая. Что же касалось самоубийств, то вокруг сумасшедших всегда группируются странные совпадения, с чем Марго сталкивалась неоднократно, и, видимо, это по-своему естественно. Теперь же в ее сознании поневоле происходила реанимация всей этой истории, сопровождаясь, увы, недоумением и растерянностью.

Она всегда считала само собой разумеющимся, что то, чего нельзя потрогать, увидеть и зафиксировать, как бы и не существует или, по крайней мере, без ущерба для дела может считаться несуществующим. Это мировоззрение постоянно подпитывалось культом вещественных доказательств, бытующим в следственных органах и, объективно, безусловно необходимым. Один из первых наставников Марго, начальник следственной бригады, увлекался охотой и при всяком удобном случае любил повторять: «Нет такого зверя, который не оставлял бы следов». И Марго до поры до времени воспринимала это изречение как конечную мудрость.

Первая трещинка в умственной скорлупе Марго возникла при проведении следствия по одному из ее первых самостоятельных дел, юридически несложному, но причудливому и странному. На пригородной испытательной базе электромеханического объединения прямо в складском помещении сгорела кладовщица. Свидетелями события были сторож и его собутыльник, приведенный на рабочее место сторожем в нарушение должностной инструкции. Прокурор намекнул, что неплохо бы с этими двумя как следует разобраться и превратить их из свидетелей в обвиняемых, по принципу «больше некому». Но главным образом раззадорила прокурора абсурдность их показаний. Отоварившись в магазине сразу по открытии его с перерыва, они направились к складу. Войдя внутрь, они увидели Фроську посреди помещения. Приятель сторожа с ней поздоровался, она же ответила на приветствие и уронила на пол связку ключей. А когда нагнулась за ними, то ее охватил огонь, начиная с верхней половины туловища, причем пламя было голубоватое и шумящее, наподобие газовой горелки. Когда они, сорвав со стены огнетушитель и приведя его в действие, добежали до Фроськи, тушить уже было нечего. Сознавая бессмысленность своих действий, они вызвали пожарников и «скорую помощь». Первой приехала «скорая», экипажу которой была предъявлена еще теплая кучка золы и пепла, и врач, следуя правилам,

позвонил в милицию. Вопреки гипотезе прокурора, Марго с помощью показаний продавщицы, кассира, диспетчеров «скорой помощи» и пожарных, а также хронометража на шестисотметровом пути от магазина до склада, как «дважды два» доказала, что активного участия в эпизоде эта парочка принять не могла. Но кучка пепла требовала хоть какого-то объяснения. Возникла версия об утечке газа из подвального газопровода, но в таких случаях происходит взрыв, а не локальное горение. Дотошная Марго обратилась за консультацией в крематорий и получила официальную справку, поразившую ее количеством калорий и кубометров газа, потребных для превращения человека в золу. Марго тогда как раз была замужем, и, стараясь помочь, муж принес ей журналы и книжки, как ей показалось, со слишком яркими для юридического источника обложками, где говорилось о случаях, в том числе и документированных, беспричинного или, по-научному, спонтанного самовозгорания людей. Ее начальник эту версию жестко забраковал, не пытаясь даже вникнуть в нее, и Марго его поняла: любое признание следственными органами возможности самовозгорания людей стократно опаснее самих возгораний. Вместо всякой фантастики начальник ей посоветовал увязать непонятное событие с имевшимися на складе баллонами кислорода — в случае утечки могло образоваться кислородное облако, погубившее кладовщицу. Дело пополнилось показаниями свидетелей о том, что Фрося много курила и всегда при себе имела сигареты со спичками. А справка из крематория была заменена другой — из Военно-медицинской академии, от профессора, авторитета по специфическому водолазному недугу — кессонной болезни и методам ее лечения, в частности — кислородной рекомпрессией. На основании, увы, не единичного печального опыта он утверждал, что в обогащенной кислородом атмосфере человек может вспыхнуть от самой ничтожной искры и сгореть мгновенно, словно охапка сухих листьев. Дело было закрыто, следственное заключение гласило: «несчастный случай», и Марго похвалили. Но она-то сама знала, что кислородные баллоны на складе хранились под замком в отдельной кладовой, что их вентили были опломбированы и что даже в маленькой закрытой кладовке не обнаружилось избытка кислорода в воздухе. Впоследствии память Марго вытолкнула эту историю, как психологически не комфортную, из постоянного мысленного обихода, но где-то в глубине сознания осел вывод о том, что нечто, противоречащее опыту и разуму, тем не менее, может быть фактом.

Вторым делом, расширившим ее кругозор, было хищение ценных цветных металлов и связанные с ним незаконные банковские операции. Дело оказалось сложным и разветвленным, состоящим, по сути, из нескольких дел, по характеру и масштабу оно не укладывалось в компетенцию районной прокуратуры и, к большому удовольствию Марго, его забрала к себе ФСБ. Но кое-что для себя новое ей довелось все же узнать, и она успела многому удивиться. Если раньше при слове «хищение» ей представлялись заводские цеха или склады, подкупленная охрана и подозрительного вида люди, грузившие объект хищения в фургоны с фальшивыми номерами, то здесь все выглядело совершенно иначе. Трое из подследственных в процессе преступной деятельности не прикасались вообще ни к чему, кроме клавиатуры своих служебных компьютеров. Во время следственного эксперимента Марго наблюдала, как щуплый человечек в очках, не выпуская изо рта сигареты, щелкает клавишами, задумчиво пускает клубы дыма в экран монитора и набирает коды чужих банковских операций, а в результате за тридевять земель, невесть где, другие компьютеры переводят крупные суммы на указанные им счета или предписанным образом изменяют их реквизиты. Все это стало бы понятнее, если бы после этих перемещений какие-то люди в срочном порядке снимали гигантские суммы со счетов в банках и увозили мешки с деньгами в неизвестном направлении, но ничего подобного не происходило. Преступление начиналось и кончалось в компьютерах. Марго полностью доверяла экспертам, но никак не могла себя убедить, что имеет дело с полноценным преступлением. И уж совсем не по уму ей было понять, как эти оккультные операции увязываются с тем, что в конце цепочки, в данном случае в Калининградском порту, кто-то все-таки грузил реальные слитки иридия на реальный грузопассажирский теплоход, не подозревая при этом, что принимает участие в сложнейшей совокупности действий, именуемой «хищение в особо крупных размерах».

Марго облегченно вздохнула, когда перестала иметь отношение к этому делу, но вынуждена была признать, что преступление может совершаться вне материального мира, исключительно в информационной сфере, и только по специальной команде эта криминально подпорченная информация, подобно бактерии или вирусу из пробирки, может губительно влиять на события материального мира.

Были и другие мелкие случаи, воспитавшие в Марго, как она полагала, определенную широту мышления. Но она всегда твердо знала, что всякие аномалии являются исключениями, подтверждающими правила, и когда речь идет о делах следственных, недопустимо признавать в правилах возможность существования аномалий, заранее готовя тем самым лазейки для будущих преступников. Она же сама должна отстаивать правила, а учитывать исключения не обязана, более того — не имеет права. Что же до Паулс, то все, с ней связанное, было сплошной аномалией и, следуя логике, не касалось Марго.

Примерно в таком ключе наведя порядок в своих мыслях, Марго тем не менее обнаружила, что никак не может выкинуть Паулс из головы. Пришлось признать, что история Паулс успела каким-то образом войти в область личных интересов Марго, то есть, как принято теперь выражаться, стала ее хобби. Отправляя брошюры Паулс почему-то в сейф, а не на полку шкафа, где хранились дела самоубийц, Марго не вполне логично пришла к заключению, что ей самой следует проветриться и отдохнуть. Впрочем, мысль была своевременная, ибо по графику отпуск Марго начинался через неделю, в конце июля.