Книга магов (антология)
Шрифт:
«Ну вот, опять, — с тоской подумал Мускулюс. — Мало мне было дознаний после истории с Судьбокрутом! Так оно хоть дома случилось, в Реттии. И то я свидетелем проходил, под арестом не сидел…»
— В казематы их, значит?
— Ну зачем же горячиться? Его высочество распорядился…
О чем распорядился Карл Строгий, малефик не узнал: «сплетница» без всякого предупреждения расточилась вместе с эфирной стрункой. Связь оборвалась. Мигом позже Андреа ощутил чужой «сквозняк». Некий мэтр Высокой Науки — должно быть, упомянутый вестником Лоренцо — издали прощупывал ратушу на предмет магической активности.
Серафим Нексус, как всегда, почуял чужое
Миг, другой — и астральные псевдоподии убрались восвояси, ничего не обнаружив. Мускулюс выразительно взглянул на лейб-малефактора, ожидая приказаний. Старец остался невозмутим. Он явно ничего не собирался предпринимать.
Перед внутренним взглядом малефика прошли десятки вариантов дальнейшего развития событий. Вот они с Серафимом под покровом морочащей кисеи покидают ратушу, находят место с нужным балансом природной маны, открывают портал… Нет, их перехватывают по дороге — развеянная герцогским магом кисея рвется в клочья, Андреа прикрывает старца «щитом Сусуна», поглощая удары Лоренцо… Нет, они под личинами оставляют Сорент… Нет, их все-таки берут в плен: затхлая тьма подземелья, дыба, раскаленный крюк входит под ребра:
«Сознаешься ли?..»
Очнулся Мускулюс от топота сапог по ступеням. Топот сопровождал глухой лязг, словно по лестнице поднимался отряд железных големонстров.
— Что это?
— А это нас арестовывать идут, — благодушно сообщил лейб-малефактор.
* * *
— Думаю, это провокация.
— Завтра в Сорент приедет король…
Обе реплики прозвучали невпопад. Только что речь шла о методиках коррекции сглаза, и вдруг — нате вам! Маги уставились друг на друга с невеселыми ухмылками. Первым вернул самообладание Нексус. И продолжил разговор так, словно не он старался помалкивать о трагических событиях, всколыхнувших Сорент.
— Мы, отрок, можем уйти отсюда в любое время. Горние бездны! — я могу прямо сейчас прыгнуть в чашку с чаем и распрощаться со здешним гостеприимством. Зря, что ли, дедушка Серафим всегда пьет из своей посуды? Но стражники — фикция. Уверен, за нашим двором следят куда более внимательные судари. Мешать побегу они не станут. Но уж записать вороньим пером на ореховых дощечках: всплеск расхода маны, характеристики, вектор ухода…
Старец взял последнюю ватрушку, подбросил в воздух и на лету — насквозь! — проткнул пальцем творожную сердцевин-ку. Жест вышел угрожающим. Мускулюс не знал, в чей адрес направлена угроза. Внимательным сударям с ореховыми дощечками? Орех не терпит лжи, такие записи принимаются в суде, когда обвиняемый — мэтр Высокой Науки…
Еще он не знал: блефует лейб-малефактор или говорит правду? Сам Андреа не рискнул бы покинуть Сорент, нырнув в «прикормленную» чашку с чаем. Уйти другим путем, менее замысловатым, — это пожалуйста. Путей на наш век хватит. А чашка… Надо учиться, взял он на заметку. Ставить цели и достигать их. Надо стремиться к идеалу.
Вон он, идеал, творог с пальца облизывает.
— Мы покорны герцогу, — подвел Мускулюс итог. — Мы едим свежую выпечку и ждем короля. Носу за забор не кажем. Нашей вины в гибели графа д’Аранье нет. Мы готовы ответить перед любым судом. Но что, если суда не будет? Что, если герцог, не доверяя судьям, поступит сообразно своему девизу: «Награда не уступает подвигу»? Вспомните: Иоанн Вдовец восемь дней держал в заточении Эдварда I, учредив Лигу Общественного Блага!
Нексус кивнул. Скандал с нелепой Лигой Общественного Блага и пленением Эдварда I случился при жизни знаменитого вредителя. Иоанн Вдовец, гордясь третьим, самым удачным браком, на треть увеличившим земли и армию Сорента, не постеснялся заявить публично:
«Я выражаю Реттийской короне протест против дурного правления и отсутствия справедливости. Если государь не желает исправить положение доброй волей, его следует принудить к этому силой!»
Слизав творог с пальца, лейб-малефактор выковырял из теста остатки лакомства. «Пустую» ватрушку он бросил Мускулюсу: угощайся, мол! Андреа с удовольствием откусил кусочек. Творога он терпеть не мог. А сдобу — пожалуйста. Мы талию не бережем, у нас сила не в талиях…
— Все допустимо, отрок. Все, кроме бесплатного сыра. С одной стороны, короля наверняка сопровождает малыш Просперо, твой болтливый наставник. На месте герцога я не стал бы рисковать городом. Отстраиваться придется капитально. С другой же стороны…
— Кудлач! Фу-у!.. фу-у-у…
Андреа глянул вниз. Хозяйка покинула грядки, скрывшись в доме за какой-то надобностью. Ее внук, убогий акробат Реми, кормил цепного пса. При виде миски, доверху полной каши с прожилками мяса, пес пришел в радостное неистовство. Он запрыгал вокруг парня, норовя лизнуть в лицо.
— Фу, Кудлач! Иди вон!., вон иди…
Пес встал на задние лапы, упершись передними в грудь Реми. Влажный язык работал без устали. Сверкнули устрашающие клыки. Размерами и весом псина не уступала теленку. Будущий шут герцога Карла попятился, стараясь оттолкнуть собаку. Башмак поехал на мокрой траве, парень не удержался на ногах, с размаху сел, потом упал на спину.
Кудлач в восторге навалился на хозяина, притворно рыча.
— Уйди… уйди… уйди-и-и!
Голос скорлупаря сорвался на визг: страшный, запредельный, еле слышимый человеческим ухом. Казалось, визжат глубоко под землей — ворочаясь в тесной домовине, царапая ногтями доски гроба. Ни капельки не испугавшись, собака продолжила игру. Звон цепи вторил визгу, заглушая его. Реми вцепился в мохнатую шею Кудлача, изо всех сил стараясь отвернуть морду пса в сторону. Ничего не получалось.
Тогда он постарался отвернуться сам.
Тщетно: шарнир в шее, который заставлял парня без перерыва вертеть головой, заело. Кто-то вместо смазки насыпал в шарнир песка. Затылок Реми с силой вжало в землю рядом с миской: так бывает во время падучей. Взгляд уперся в морду Кудлача, бессилен изменить направление.
«Шут и собака должны смотреть в глаза хозяину…»
Прошла секунда.
«…шут и собака должны смотреть в глаза…»
Другая.
О да, они смотрели друг на друга: скорлупарь Реми Бубчик и пес Кудлач. Чудилось, между ними возникла стальная нить, острыми концами проникнув в зрачки, ослепив, связав обоих в единое целое. Нить раскалялась, вспыхивала кроваво-вишневым, темно-красным, алым, желтым, пронзительно-белым, убийственным светом…
Она была готова расплавиться, эта нить.
— Засовы и запоры! Отрок, запоры и засовы!
Кричал Серафим Нексус. Вид старца был жуток: волосы дыбом, верхняя губа вздернулась, обнажая зубы. Позднее Мус-кулюс сообразит, что лейб-малефактор вовсе не кричал — он свистел, плевался надтреснутым, как битый горшок, шепотом. Стражники на скамейке даже не услышали, что там сипит на балконе вредный старикашка, даже головы в его сторону не повернули.
Зато на Андреа приказ старца подействовал лучше ушата ледяной воды.