Книга магов (антология)
Шрифт:
Зверь…
А лик на стене? А грозившая с вечера кулачком крыса? Нет, не зверь это, не бывает зверей с железом в алчущей пасти.
Значит, бессилен против него нож. А хоть бы и не так — все равно ведь нету его, ножа; он остался на полу возле их с Ксюшей ложа, не достать его… Так что, смерть?
А Ксюша?! Нет, нельзя, не хочу! Думай, ты, кретин, делай же что-нибудь, сейчас будет поздно!!! Ведь это же злой! Вчера (помнишь?) старушка, заклятия против злых… Ну, ты же помнишь, давай!
Почти расплющиваясь о стену в безнадежных попытках отшатнуться от жаркого оскала, от парализующих волю
«Ты, неведомый, смутный,
Не подходи, стой.
Яви свою суть,
Стань сам собой,
Ты, злой!
Сам на себя свое зло
Обороти.
Змием, свой хвост угрызающим,
Будь, будь.
Дымом развейся, не заступай
Путь, путь.
Уйди от меня, уйди,
Сгинь, сгинь, пропади!
Честному — честь,
Честному — плоть,
Честному — жить.
Злобному — зло, зло!
Пропади!»
А чудище не хочет сгинуть-пропасть. Наоборот, оно словно бы еще выросло под Олегову скороговорку, еще отчетливее забугрилось могучими мышцами… Да что же это, почему?!
А почему ты решил, что должно быть иначе? Почему ты решил, что можешь знать, кто был злым, кто — честным для выдумавшего произнесенное тобой? На что ты посмел рассчитывать, снова бессмысленно воспользовавшись плодами не своей мудрости? Дурак, дурак!
Конец.
Вот это уже точно конец.
Смерть.
Скорей бы, скорей, чтоб закончилась эта пытка ожиданием неминуемого…
Ксеня, Ксенечка, бедная моя… Да скорей же!
Почему оно не двигается? Стоит, огромное и непобедимое; стоит совсем рядом, вот здесь; раскинуло крылья… И не двигается. Стережет?
Загнало в угол и не выпускает, ждет. Чего, чего еще дожидается эта гадина, паскуда, сволочь проклятая?!
Олег не заметил, как бессвязный бред его мыслей прорезался остервенелым криком, как животный ужас сменился звериным бешенством, и бешенство это неосознанно, помимо воли швырнуло его вперед — бить, убивать, рвать в клочья зубами и пальцами.
Что именно произошло потом, он понял, только когда выскочил из часовни, когда замер на миг, озираясь растерянно и безумно.
Собственно, не произошло ничего — Олег проскочил сквозь стоящее перед ним, не встретив помехи: проклятая тварь оказалась бесплотной. Только вот где он оказался, промчавшись через неведомое? В своем ли он мире теперь?
Вроде все то же вокруг, а вроде и нет. Огромная луна так же нависла над болотом,
Шелест травы под ногами — не тот шелест, странный он, непривычный. Не та трава. Вкус воздуха диковен, ноя — и воздух не тот. Даже тишина не та — не бывает такой тишины.
А главное — там, откуда вырвался Олег, не было Ксюши. Здесь же она была, но была непостижимо — везде. Ее волосами пахли стелящиеся под ноги травы; лунные блики мерцали в воде, как мерцали бы в ее глазах; осторожный ветер постанывал тихо, но слышимо, как постанывает она, когда во сне видится страшное, но проснуться нет сил…
Некоторое время Олег стоял, настороженно и недоуменно всматриваясь, вслушиваясь, пытаясь понять и не понимая. Потом нетвердо и робко шагнул было к воде, но тут же вскрикнул, крутнулся на месте затравленным зверем. Сзади…
Нет, показалось. Это просто шевельнулась своя же тень, подаренная призрачным лунным сиянием. Бесплотная жуть не погналась, она осталась в часовне. Если осталась вообще.
И снова пришлось постоять, пока не успокоилось сорвавшееся в бешеную скачку сердце, пока не унялась дрожь в омертвелых ногах. И снова осторожный шаг — подальше от часовни, к воде. Потому что стоять страшно и нельзя, потому что надо идти, надо искать, искать…
Олег облизнул сухие горькие губы:
— Ксеня… Где же ты, Ксеня?
И словно в ответ на это, еле слышимое, прямо перед ним с гулким тяжелым всплеском взметнулась из неглубокой воды драконья голова на короткой и толстой шее. Суетливые ручейки шустро сбегали с грубой замшелой чешуи; огромные круглые глаза мерцали тускло и холодно; судорожно подергивающиеся ноздри со свистом втягивали стылый промозглый воздух…
Глупо, как глупо было надеяться, что прошлое ожило, лишь чтобы напугать и оставить в покое! Ничто еще не кончилось — это только начало.
Страшный рывок за ноги швырнул Олега навзничь в траву — будто выдернули из-под подошв землю и будто она принялась тяжело проворачиваться под упавшим, царапая ему лицо жесткими стеблями. Упираясь кулаками, напрягшись до хруста в костях, Олег сумел изогнуться, увидеть: то, крылатое, появившееся первым, уже здесь. Вцепилось зубами в Олегову тень, урчит, упирается, тащит за нее, как за продолжение ног — обратно в часовню… А потом окружающее вдруг полыхнуло в глаза неистовым пламенем, рассыпалось искрами и погасло.
* * *
Обморок продолжался недолго, но когда Олег снова обрел возможность видеть и понимать, поблизости уже не было ни крылатого волка, ни вынырнувшего из болота ящера.
И Ксюши не было.
А были стены часовни вокруг, земляной захламленный пол, полумрак, знобкая сырость — и все. Так может быть, только что пережитый ужас — просто нелепый сон?
Нет.
Олег не смог бы объяснить, откуда оно взялось, это ясное осознание реальности произошедшего, — просто оно пришло и не оставило ни надежд, ни сомнений в своей безошибочности. Что-то еще должно было произойти; что-то, к чему случившееся было только прелюдией.