Книга магов (антология)
Шрифт:
«Народ, называется… — тревожно водил он взглядом по одинаковым от ненависти лицам. — Помяните мое слово: с этой кодлой нам еще придется иметь дело, даже если беглецы прячутся не здесь!» И еще подумал, что лишь вернется домой — напьется вусмерть.
«А ведь здесь, может оказаться, не те заговорщики прячутся!» — осенило его наконец после очередного бестолкового экспресс-допроса. — Тут… Магией пахнет!»
Вместе с этой мыслью пришло и желание проверить все самому. Не случайно на днях с его коллегами имел место какой-то совсем странный случай: безотказный обычно слепыш, лучший из всей пакостной породы выродков, учуял своим особым нюхом лодку с людьми, да и самим патрульным вроде как поначалу
Доклад — докладом, догадка — догадкой, а практика… Как истинный честный и честолюбивый служака, он не мог упустить такой случай. Подступивший от мысли о магии страх советовал убраться поскорей и подальше, долг возражал.
Поймать Заложника-колдуна и охульников, дерзнувших вмешать в земные дела высшие силы! Если не начальником Городского патруля сделают, то, как минимум, заместителем!
Ой не случайно народец здешний так молчит…
И во втором бараке было то же самое. И в третьем. В хибарках-то оно не так бросалось в глаза…
Командир отвернулся от десятков мрачных глаз и, очутившись на улице, достал из кармана монету. Решающий спор между страхом и соблазном металлический кружочек взмыл вверх и ляпнулся в пыль. Решкой.
— Вперед!
— Уходите! — приказал Норкрион осипшим голосом и, когда входная дверь за Тапраноном и Гихором захлопнулась, сполз спиной по стене на пол, прямо к ногам безжизненного тела, и, упираясь в него опустевшим взглядом, произнес: — Вот и все…
Линго молча выпрямился, он опоздал с искусственным дыханием. Не сработали человеческие средства.
— Широкий Круг разорван? — почти не двигая губами, произнес статуей замерший у порога Рианальт. — Разорван?!
— Она успела… принести Дар. — Линго не узнал свой голос. Слезы щипали глаза, и он даже не пытался их спрятать.
— В поселке военные, — глухо сообщил Рианальт. — Скоро доберутся и до нашего дома.
— А! — махнул рукой Норкрион. — Чего уж… Все равно не вышло… Эй, Заложник, ты можешь оживить ее? Это ведь не меня переделать — пусть хоть немного толку от твоей магии будет! Добился ты своего, да? Принесла жертву наша девочка — и где она теперь? А меня вот и на это пока не хватает…
— Тейчан! — простонал Линго.
Все теряло смысл. Все.
— Вот оно как — от себя отказываться! Счастливая… — Норкрион, казалось, бредил. — Кто умер — тот свободен… А может, мне самому к военным выйти? Заявить, вот он, я, Норкрион, Дарлашун, Врокурас… Надо же — сам все имена уже не вспомню! Сам… И — выйду. А перед смертью попробую убедить себя — не нужна ненависть… Вот тогда меня в предательстве никто не упрекнет, и я сам себя — тоже… Хотя последнее и неправда!
Губы Заложника безмолвно затанцевали. Он хотел одного — чтобы тягостная сцена закончилась поскорей.
(«Успокойтесь, старейшина!» — совсем издалека прозвучал искаженный голос Рианальта.)
Из приоткрытых губ Тейчан высовывался ставший уродливым язык. В кристалле он не отражался.
— Вот прямо сейчас выйду и сдамся… Спроси свой камень о Тейчан, Заложник! Нет — лучше о замене Дара!!! Что же, зря девочка жизнь положила?
— Замолчите! Замолчите все!!!
Не ясно, где у кристалла настоящие грани, где — отражения. Их много, много, много…
«Ты этой жертвы хотел?!» — с поистине человеческой злостью спросил кристалл Линго.
Грани переливаются, манят, уволакивают в себя из реальности, завораживают, успокаивают, шепчут, сигналят о чем-то…
— А ее в самом деле можно вернуть?
— Замолчите!
Огонек.
— …А может и мне следом за ней, а? Мертвые уж точно никого не ненавидят! Тогда, может, и удастся… жертвоприношение…
— Дар будет принесен.
Холодные ровные слова.
— Что-о? Что вы сказали?
Чудовищное усилие — чтобы оторвать от кристалла взгляд.
— Дар будет принесен, — чуждо и четко произнес Линго. — Ясно? Я., сейчас вернусь, а вы все быстро соберитесь здесь, возьмите ее за руки и держите. Норкрион — вспоминайте все, о чем мы говорили. Вы не проиграли! Думайте и о ненависти, и обо всем остальном. О том, что жизнь в таких условиях — тоже жертвоприношение, только растянувшееся во времени, и что оно может быть принято Мирозданием, а согласие принести Дар принесет свое чудо когда-нибудь много лет спустя… Подумайте, почему оказался необходим именно этот Дар, сопоставьте одно с другим… Начать жизнь сначала можно на самом деле и когда угодно! А я — сейчас. — Он приоткрыл дверь и устремил взгляд на лестницу, ведущую на чердак. — Нет, запомните еще одно: Чудеса даются людям не просто так, не для того, чтобы они могли ими попользоваться и все… Их нам дали, чтобы каждый сам однажды сделал правильный вывод… Надеюсь, у вас получится!.. Суть ведь не в формулировке. — Линго сморщился, глядя на грязные ступени, но тут же понял, что ему вовсе не обязательно подниматься наверх: дверь чердака уже отворилась и в ее проеме замаячила бесстрастная металлическая маска. Он вздрогнул и снова повернулся к сидящему возле Тейчан Норкриону. — Короче, повторяйте все это или что хотите, просто повторяйте… Или — молитесь…
Они сидели, взявшись за руки: задумавшийся о чем-то своем Рианальт, удрученный случившимся с Тейчан силач, подросток с покрасневшими глазами, сжавшийся в комок и втянувший голову в плечи, почти (но все же не до конца) морально разбитый старейшина, мертвая молодая женщина и Заложник, за спиной которого маячила безмолвная фигура.
В кругу горела хилая свечка, перстень с камнем теперь был надет на нее.
Сидели и ждали.
Блеск лезвия. Вспышка ослепительно яркого света. В ее огненном полыхании возник вдруг человеческий абрис и быстро оброс объемом и цветом: незнакомый в лицо всем, кроме Норкриона, мужчина в летах, лысоватый и грузный, сидел за столом, изредка чиркая золотой чернильной ручкой по бумаге, и к его лицу нагибалась настоящая электрическая лампа на колченогой подставке… Неожиданно он зашатался, покраснел до свекольного цвета и повалился лицом на стол, сбивая лампу в сторону и комкая попавшиеся под пальцы листы. Слетел на пол и превратился в дребезги невезуче приткнувшийся у края стола стакан, потом раздался быстро стихающий хрип…
Вспышка — и вновь стали видны знакомые стены, которые теперь почему-то странно увеличивались на глазах, становясь размытыми, огромными и непривычными…
Вспышка.
Громоподобный треск выбиваемой двери…
— Ну, что там? — спросил командир отряда патруля, когда несколько солдат высыпали из дома с голубятней.
— Чепуха одна. Взрослых — никого, зато младенцев — куча… — доложил сержант. — Ясли, должно быть. Только воспитателя нет.
— Вот черт! — треснул по дверному косяку кулаком командир (этот дом был последним). — Никого, значит? Пустышка? Ну ладно… Уходим!
До рассвета ему надо было успеть обыскать еще одно селение. Откуда ему было знать, что произошло минуту назад в столице? Вести не сразу преодолевают такие расстояния.
Правда, позже, уже в дороге, ему вспомнилось вдруг, что среди суеверных простых людей, главным образом в дальних селах, ходят смутные слухи, что, мол, в тех местах, куда люди вызывали Заложников, часто находят подкидышей. Так ведь то — по одному, а не по пять штук скопом. Да и вообще, скорей всего, Храм и чудеса — всего лишь сказки.