Книга магов (антология)
Шрифт:
Мелко вздрагивал пол, затравленно припадало к нему слабенькое пламя, ярко и внезапно высвечивались проемы стрельчатых окон с догнивающими остатками прихотливых решеток; плоский занавес мрака, затянувший вход, вдруг проваливался далью стынущих в мертвом ненастном свете лесистых болот — проваливался и возвращался вновь.
Мертвенные электрические сполохи плескали в Олегово лицо бледную синеву и зыбкие изломы теней, искажали его непривычно, пугающе. И Ксюше показалось вдруг, что и не Олег это вовсе, а что-то подло похожее на него, что-то неживое, чужое; что она (усталая, жалкая) покинута здесь, в этом черном, вспыхивающем,
Он зажмурился, сильно потер лицо, улыбнулся растерянно и виновато:
— Прости, Ксюшенька, задумался я… Сейчас чай будем пить, сейчас-сейчас.
Чай был крепкий и горячий, маленький алюминиевый стаканчик обжигал ладони, и это было очень приятно, но еще приятнее был неотрывный взгляд Олега — внимательный, теплый. Вот так бы почаще, вот всегда бы так! Но может быть, если бы так было всегда, она и не ценила бы этого?
Нет, хватит. Хватит молчать, надо говорить, говорить что-нибудь интересное, а то он снова уйдет туда, в мысли свои, бросит наедине с усталостью и страхом…
Только интересно у Ксюши не получилось. От особенно сильного громового удара, казалось, посыпались трескучим каменным крошевом стены, и она сжалась, простонала с надрывом:
— Господи, и зачем нас понесло к этой старой ведьме?! Так хорошо было в Белополье, так нет, поперлись черт знает куда… И самое обидное — ведь напрасно поперлись, не знает же она ничего, ведь муть плела редчайшую!
Олег улыбнулся — мягко так, ласково, как ребенку глупому; сел рядом; принялся гладить по голове, уговаривать:
— Ну, Ксеня… Ну почему это — зря? Это же не кому-то, это же тебе нужно. И рассказала она много интересного, я нигде такого не слыхал. Сказки про лешего очень оригинальные, и заклятия от злых. Для твоей работы это очень важно, ты этим не пренебрегай.
Но Ксюша упрямо трясла головой:
— Ничего это не важно. И чушь все это. И ничего общего с моей темой — не дохристианское, и не обряды… И это же не народные сказки, это же ее сказки! И вообще, давай спать, в конце концов!
Олег вздохнул, тяжело поднялся — спать так спать. Правда, это оказалось нелегко. Сначала они поругались из-за фонарика: Олег хотел его выключить, а Ксюша не хотела спать в темноте. Олег уговаривал, объяснял, что батарейки сядут не позже, чем через час, что фонарик еще может понадобиться ночью, — не помогло. Потом на них напали комары — как-то вдруг и все сразу, и Ксюша требовала, чтобы Олег их повыгонял, а Олег пытался выяснить, как она это себе представляет.
А потом почему-то оказалось, что спать не хочется. То есть спать не хотелось только Ксюше, и это было обидно до слез: страх остался, и сырость, и комары, и гроза; а сонливость, еще минуту назад казавшаяся невыносимой, сгинула, и вместе с ней сгинула надежда на то, что жуткая эта ночь пролетит незаметно да быстро. А вот Олег, похоже, уснул, он дышит спокойно и ровно, он снова оставил Ксюшу одну, он злой, плохой, бесчувственный.
Господи, ну почему так не повезло в жизни, ну зачем она влюбилась в этого ненормального, вышла за него зачем?! Да, он прекрасный историк, он талантлив и обладает редким для настоящего таланта умением занять достойное положение в науке, в
Ксюша совсем уже собралась заплакать, как вдруг Олег тихонько спросил:
— Ты не спишь, Ксюш? Тебе нехорошо?
И сразу будто изменилось все, а прежде всего — Ксюшины мысли.
Она вздохнула с облегчением, ткнулась лицом в плечо Олега:
— Как-то не получается заснуть. Но ты не волнуйся, мне хорошо. Очень.
Олег пошевелился, положил ей на голову ладонь, снова притих.
Ксюша выждала немного и вдруг неожиданно для себя решилась спросить:
— О чем ты думаешь?
–
— Да все о том же. — Он говорил медленно, неохотно. — О мусоре в храме.
Ксюша подождала продолжения. Не дождалась. Тихонько потормошила Олега:
— Ну и что?
— Да ничего. — Он вздохнул. — Ты помнишь, эта старушка сегодня… Или уже вчера?.. Она говорила, что здесь, где теперь часовня, было языческое святилище. Помнишь?
— Ага, — Ксюша кивнула, ушибла нос о его плечо, пошипела сквозь зубы. — Место падения небесного камня. А при чем…
— Может, и ни при чем… Помнишь, как она говорила? Пришли монахи, ратники, порубили да пожгли идолища, алтарь-жертвенник скатили в болото…
— Думаешь, так и было?
Олег пожал плечами (Ксюша снова зашипела от боли и обреченно подумала, что к утру нос непременно распухнет), сказал безразлично:
— Не знаю. Но похоже на правду. Сказано же в летописи: «Князь Владимир Святой повелел рубить церкви в местах, где прежде стояли кумиры…»
Ксюша растерянно огляделась:
— Да не похоже, чтобы это было построено аж тогда.
— Конечно, не тогда. — Олег примолк ненадолго, заговорил опять: — Первая часовня, кажется, была деревянная, она сгорела. А эту поставили уже после того, как Петр запретил постройку деревянных храмов.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю. — Голос Олега был бесстрастным и каким-то странным, не его это был голос. — Я просто думаю, что было так.
— Ну, пусть. А при чем здесь мусор?
Тихий, очень тихий Олегов ответ утонул в ужасном ударе грома. Свирепая вспышка ледяного света, ворвавшаяся в часовню, выхватила из мягкого сумрака четкий, будто штампованный профиль Олега, приподнявшегося на локте, всматривающегося в стену напротив. Там, под мокреющей штукатуркой, наливалось чернотой смутное изображение бородатого лица. Ну и что? Ведь и на соседней стене такие же… Или не совсем такие?
Или совсем не такие?
Ксюша заглянула Олегу в глаза:
— Чего ты? Что с тобой?
— Ничего. — Он улыбнулся. — Ты спи, спи…
Не понравилась Ксюше улыбка его, и голос не понравился, и лицо это на стене не понравилось тоже. А еще ей очень не понравились замытый гулом ливня шорох в углу и смутное ощущение исходящего из этого угла пристального недоброго взгляда.
— Олег! — Она вцепилась в его плечо. — Ты ничего не чувствуешь? Тут есть кто-то!
— Что ты, глупая? — Олег погладил ее по щеке, оглянулся по сторонам. Луч фонарика уже заметно поблек, в углах копилась чернота…