Книга магов (антология)
Шрифт:
Линго, чтобы скрыть усиливающееся раздражение, уставился на перстень.
— И — передумали?
Даже очень внимательный слушатель не заметил бы иронию, настолько прозрачна она была, что уж говорить о человеке, привыкшем слушать себя и только себя?
— Разумеется. И знаете почему? — чуть ли не проникновенно поделился Рианальт. — Потому что решения, принятые без чувств, изначально противоречат человеческой природе. Человек был сотворен Создателем как существо эмоциональное.
Чувства можно спрятать, но куда их денешь? Прогонишь одни — их место тут же займут
— А радости избавления от несчастий разве мало?
Как ни странно, кристалл неожиданно снова осветился, и весьма ярко. Линго поднял было взгляд, но тут же до него дошло, что не Рианальт принес в этот миг свой Дар. Скорей всего, Тапранону удалось убедить Гихора.
— Конечно, мало! — Рианальт сидел, немного покачиваясь в такт своим словам.
Возможно, эти мысли не являлись пустыми и были даже когда-то выстраданы по-своему. Очень возможно… Линго вдруг поймал себя на том, что, похоже, для Норкриона и его единомышленников почти так же неприятно звучали его собственные слова, в чем-то слишком рассудочные, отвратительные своей последовательностью и отчужденностью. Его передернуло.
Тейчан… Что с ней сейчас? Что она чувствует?
Линго казался себе бессовестным обманщиком, а Рианальт между тем продолжал свой монолог.
— …У человека много врожденных потребностей, и желание побеждать — скорей общежизненное, чем собственно эмоциональное. Человеку нужны победы. Человеку нужна еда. Человеку надо греться, чтоб не замерзнуть. Без стремления побеждать тоже не получится жить. Натуру не переиграешь, нет! Ненависть — это нечто другое. Ее чувствуешь. Ее может не быть, ее можно выбрать… Вам что — плохо?
— Ничего, — процедил сквозь зубы Линго. — Немного знобит.
— Может, пойдем в дом?
— Да. — Линго понял, что его и в самом деле колотит озноб, от которого оживали все недавние раны.
— Вам помочь? — Рианальт заботливо протянул Заложнику руку.
— Спасибо — не надо. — Линго подался назад, изо всех сил стискивая зубы. — Мне, может, тоже… нужны победы…Вот что, не будем тянуть! Я знаю, какая победа нужна вам. Вы незаурядны, вам мало внешних врагов. Вы способны осознать, что самая большая победа, какую только может одержать человек, — это его победа над собой, так что вы можете… Победить свою натуру и отринуть ненависть.
— О! — Рианальт хохотнул. Зубы Линго скрипнули («Тей-чан… Не сметь о ней сейчас думать! Точка!!!»). — Стараетесь подловить меня на слове? Как в анекдоте: «А слабо с моста головой?» Ловкач же вы, однако… Один-ноль в вашу пользу! Подобный вызов сложно не принять — отказ уже поражение. Не так ли?
— Я плохо себя чувствую, — уставился на лестницу Линго, не зная, хватит ли у него сил спуститься вниз
— Ну-ну! Давайте-ка я все же помогу вам спуститься… Любопытную же вы задачку подкинули, ну честное слово!
Камень засветился в четвертый раз уже в комнате, которую Линго привык считать своей и в которой он успел прожить еще одну свою жизнь.
— Значит, остаюсь я… — заключил Норкрион.
Морщин на его лице стало больше — или это прежние удлинились, создавая такое впечатление? За первые два дня пребывания Заложника в селении он постарел с виду лет на пять, за последние пару часов — на все двадцать. Перед Линго сидел сейчас древний старик.
— Вам плохо… — зачем-то сказал заложник вслух.
Тревога за Тейчан не унялась, но стала уже чуть глуше. Хуже ран тягуче ныла совесть. То, что происходило с Норкрионом, усугубляло ощущение вины, хотя здесь Линго точно знал, что делает все как положено. Он был обязан заставить этого человека посмотреть на себя самого со стороны, признаться в том, в чем он признался, совершить то, что он должен будет совершить. И осознавал — намного лучше, чем когда увидел старейшину впервые, — что понимание, признание и решение для Норкриона окажутся мучительными, но этого страдания не избежать.
Все равно было неприятно.
— Не важно… Эх, Линго!.. Вы все-таки человек из иного мира, пусть он и существует на нашей земле. Да будь я способен забыть все и отказаться от ненависти — разве я не пошел бы в Храм лично, вместо Корлингораса или Гихора? Побежал бы, но ведь я же об этих ваших условиях слышал! Много ли вы о себе помните?.. Человек без прошлого, это уже не тот человек, это — что-то не то. Другим меня ничем не напугаешь. И тут вы приходите и устраиваете «вилку», что ни сделай, все — хуже некуда, вы же пытаетесь меня заставить сомневаться в том, ради чего я жил все время.
— Так надо…
— Да знаю я, что надо! В этом-то вся беда… Знаю — а меняться уж поздно. То, что копится годами капля за каплей, не зачеркнешь одним взмахом руки. Вы не тело — вы душу решили помучить. Прийти из своего мира и доказать мне, что, мол, я, старый дурак, занимался всю жизнь черт знает чем…
— Не так, Норкрион, — затряс головой Линго. Сердце щемило от новой жалости. — Вы очень многое сделали… для своих людей. Вы их сплотили, собрали… Многое создали. Это я как человек человеку вам говорю. Но что делать, если «вилка» образовалась сама собой? Я сказал только то, что знаю…
— Не надо — еще не хватало, чтоб вы меня утешали! — Старик закрыл лицо ладонями. — Ведь все равно, будь я в состоянии, я бы и эту жертву принес. Чего мне терять? Я год за годом ходил над пропастью и водил за собой других. А теперь не могу никого вести, стоит мне хоть чуть-чуть усомниться в своей способности пройти, и дорога одна — в бездну. А что с селением будет?.. Ведь и в другом вы правы: одной смертью весь мир целиком не изменишь, опасность останется. Ну у вас и логика — чтобы убить, надо простить…