Книга магов (антология)
Шрифт:
Ксюша, закусив губу, рассматривала бледное, нервно подергивающееся лицо Олега. Ох, неладное с ним творится, непривычно он себя ведет. И говорит непривычно. Вот хотя бы про Переплута… Темная ведь история, непонятная совершенно. Имя это поминается несколько раз в источниках христианской эпохи (сетовали священнослужители, что, дескать, по сию пору поклоняются нечестивцы этому самому Переплуту: брагу пьют из турьих рогов, пляшут — одним словом, беса празднуют). А больше сведений о нем нет никаких. Что это за бог был такой, как выглядел — ничего не известно. Кто-то из корифеев, правда, предположил, что Переплут и Семаргл —
Уж не от нее ли?
Страшно… Спросить бы, да только как про такое спросишь? Она немножко подумала — как, но ничего путного не придумывалось, в голову лезли всякие неприятные глупости, и неожиданно для самой себя Ксюша вдруг заговорила совсем о другом:
— Слушай, а ведь ты мне так и не ответил вчера… Вот во всяких там сказках, легендах — если заброшенная церковь, так в ней обязательно заводится нечистая сила. Почему?
— Заводится? — Олег скосил на нее влажно блеснувший глаз. — Может, и заводится. Только что прикажешь считать нечистой силой? — Он отвернулся. — Давай утром об этом поговорим, Ксеня. Плохая это тема для ночного разговора, честное слово — плохая.
Ксюша повздыхала невесело, однако спорить не стала — завозилась, примащиваясь поудобнее, ткнулась носом Олегу в щеку (это вместо «спокойной ночи») и вскоре заснула.
Она спала спокойно, только время от времени сильно вздрагивала всем телом — совсем как свернувшийся в кубле из мохерового шарфа звереныш.
А кстати, как он там?
Олег приподнялся — осторожно, чтобы не потревожить Ксюшу; вгляделся в прозрачный сумрак. Ничего, спит звереныш, хотя шарф ему явно маловат: передние лапы не помещаются. Странноватыми показались Олегу эти лапы, слишком длинными для такого тельца. И вроде согнуты они как-то не так, и толстые очень, и форма у них какая-то несообразная… Хотя… Черт его знает, как должны выглядеть лапы маленького волчонка…
* * *
Олег твердо решил не засыпать больше в эту ночь. Почему? Этого он и сам не знал. Как не знал и того, на секунду ли прикрылись его изнемогшие в тяжкой борьбе с сонливостью веки или прошло несколько часов, прежде чем удалось разлепить их вновь. Последнее, пожалуй, вернее.
Потому что в часовне снова все изменилось.
Исчез смутный вкрадчивый полумрак; исчезла затхлая сырость; даже комары исчезли, прекратили свое выматывающее душу нытье. Воздух сделался холоден, резок; светлее не сделалось, но окружающее непостижимым образом стало доступно зрению — все, до мельчайших подробностей.
Может, уже утро? Нет…
И что-то еще, какая-то тревожная перемена затаилась совсем близко, вот тут… Какая? Олег понял это не сразу, а когда понял, сердце ледяным комом оборвалось в его груди.
Ксюши рядом не было.
Олег вскочил, взгляд его заметался, зашарил вокруг. Безрезультатно.
Нету ее в часовне, нету, нету… Господи, да где же она?!
Стоп.
Давай-ка без новых истерик. С чего ты, собственно, всполошился? Мало ли зачем человек может выйти ночью… Ночью. Среди бесконечных болот. Встать тайком, не разбудив близкого человека, которого уже давно перестала стесняться; встать и выйти туда, наружу, где страшно. Это Ксюша-то? Черта с два!
Олег снова беспомощно огляделся, позвал — сперва тихонько, потом сорвался на крик:
— Ксеня! Ксенюшка!
Не отвечает. Зато завозился в своем кубле волчонок, заскреб лапами, поднимаясь. Да нет, какой там волчонок… Огромная черная тварь нелепо и жутко вскинулась над полом, сверкнула железным оскалом.
Олег медленно пятился, пока не почувствовал затылком набухшую ледяной влагой штукатурку. Тело сотрясала омерзительная мелкая дрожь, оглушительные удары сердца взламывали грудь и виски, между лопатками потекло холодное, липкое. «Вот и довелось испытать настоящий ужас», — промелькнувшая мысль поразила своей нелепостью и, как ни странно, немного успокоила.
А это, вздыбившееся (и ни названия ему, ни имени не подобрать!), постояло, дергая тяжелой остроухой головой; неуклюже шагнуло, опираясь на бесформенные, негнущиеся передние лапы… И вдруг круто осело назад, выпростало их из-под себя, и развернулись они огромными черными крыльями, взмахнули, погнали по часовне волны неожиданно горячего и плотного ветра. С сиплым шипением чудище обернуло к Олегу щерящуюся хищную пасть, полыхнуло в лицо мрачным багровым пламенем глаз, и вновь невыносимая жуть ледяными тисками сдавила Олегово горло: он понял.
Так вот ты какой, бог Переплут, славянское подобие крылатого пса Семаргла! И ведь уже случалось видеть на старинных орнаментах, даже среди барельефов на стенах древних православных храмов двулапое, двукрылое собакоголовое существо. Но, не зная наверное, ты ли это, не зная сути твоей, разве можно было угадать, что пращуры видели в тебе не пса; что треугольнички, часто изображаемые рядом, — это не символы нарождающихся ростков? Ведь острыми бывают не только ростки…
Нельзя, нельзя познать историю, хитроумно складывая жалкие осколки безвозвратно разбитого в убогую мозаику, где зияющие пустоты заделаны известным, но неуместно чужим. Чем так — лучше никак.
Страшно, как страшно! Все ближе железнозубый оскал древнего чудища, смрадные выдохи уже обжигают лицо… А где-то снаружи, в мире невесть почему восстающих от тысячелетнего небытия мрачных и темных сил — Ксюша. Беспомощная, беззащитная, одна. Господи!
Что это? Показалось или замерла, отшатнулась надвигающаяся тварь?
Имени Господа испугалась? «Вот так и становятся верующими», — снова до нелепости неуместная мысль… А пальцы уже рвут рубаху, обшаривают грудь в поисках бабушкиного крестика. Маленький кусочек почернелого серебра, помоги, помоги, спаси!
Не спасет. Затряслось при виде его исчадие прошлой веры, но не от страха — от хриплого клокочущего рыка-хохота. Крест без искренней веры не защита — кощунство. Хотел оборониться — сделал хуже, чем было, вконец озлил древнего. Нехристь, превративший освященный крест в бездельное украшение… Кощунство. К вере отцов равнодушный и к прародительской вере почтителен быть не может. Нельзя обороняться непонятным, нельзя!
А чем можно? Ножом? Может быть, подступившее уже почти вплотную чудище не бог — неведомый зверь из плоти и крови? Мало ли что может водиться в этих дремучих болотах. Может, пращуры творили своего Переплута с натуры?