Книга о путешествии писца Наара
Шрифт:
– Надеюсь, ты хорошо отдохнул. – с улыбкой сказал старик.
– Да, спасибо. Благодарю вас за доброту, Вы не будете против, если я сегодня продолжу свой путь?
– Нет. Тем более что путь твой не близок. Ты уже знаешь, как пойдёшь дальше? Через перевал, дальше на восток, или спустишься на юг, вдоль горного хребта, к каменным столбам, чтобы обойти горы и тогда двинешься дальше на восток? – тут Наар впервые задумался над этим действительно важным вопросом. Дело было в том, что он приблизительно представлял себе путь на восток, к Белому побережью. О многих преградах он не знал, о каких-то слышал всего пару раз. Словом, этот очевидный вопрос его немного озадачил.
Глава 6. Битва у осаждённого города
Третий день осады Цитадели в Таирассе прошёл относительно спокойно. Номады не прекратили штурм, но им не удалось захватить новые уровни цитадели. Алхимикам удалось создать вакцину против отравленной воды.
Враг
Утром четвёртого дня, Хаире, со стороны юго-востока, там, где за несколько сотен километров раскинулась столица провинции Оринт, увидел движение войска. В центре была пехота, фланги составляла кавалерия. За пехотой шла тяжёлая кавалерия, в необходимый момент она проходила через разрывы в рядах пехоты и наносила по врагу решающий удар. С высоты верхней площадки цитадели было видно, что кочевников в несколько раз больше и эта атака является, если не самоубийством, то точно глупой, с военной точки зрения. Возможно, Хаире Старший просто недооценил мощь войска кочевников, он сражался в других землях, с другим противником, с кочевниками не сталкивался никогда.
Хунхар послал вперёд конных лучников, великолепных воинов, вызывавших зависть всех соседей. Они могли метко стрелять из седла на полном скаку и наносить значительный урон противнику. В большом количестве они представляли грозную силу. Трудноуязвимые, быстрые, их можно было прогнать, но трудно истребить. Номады выстроились недалеко от скалы, на которой стоял Таирасс. Вернее, это было не построение в том смысле, в каком привыкли строиться отряды имперской армии, огромная масса всадников растянулась на несколько километров в ожидании приказа атаки. Ветер развивал их длинные фиолетовые и жёлтые знамена. Хотя до этой армии было около трёх километров по прямой, младшему князю Хаире казалось, что он чувствует запах человеческого и конского пота, который доносил ветер на вершину цитадели. В Великом доме находилось несколько священников, они начали чертить на стенах текст "Победоносной песни", так они просили Сефера послать победу над врагами. Писать было не на чем, не было ни бумаги, ни пергамента, поэтому они наносили текст на камни. Князь пытался рассмотреть штандарт своего отца, но на таком расстоянии это было невозможно. Блеск брони солдат имперского пятого легиона Оринтской провинции внушал некий трепет и вселял надежду, что эта мощь, пускай не столь многочисленная, окажется сильнее свирепой силы отрядов кочевников. Пройдя ещё около километра, имперская армия остановилась. Младший Хайре рассчитал её размер где-то в тридцать драм, что равнялось примерно тридцати тысячам человек. Армия кочевников должна была с минуты на минуту во весь опор помчаться на врага. Казалось, на несколько мгновений замер весь мир: облака не двигались по небу, рыбы застыли в воде, даже пламя в кострах не двигалось. За рядами легиона среди советников, старших командиров и вестовых, на белом коне сидел Великий Князь Хаире Старший, правитель провинции, имперский комит. Сейчас он сам не знал, что он делает, спасает ли своего сына или защищает доверенную ему императором территорию. Земля под ногами задрожала, а впереди, на месте, где было неприятельское войско, появилась чёрная, как грозовая, туча из пыли поднятой десятками тысяч конских копыт. По сигналу лучники выпустили по несколько стрел в атакующую конницу противника и скрылись за пехотой. Имперская кавалерия на флангах тоже перешла в атаку, но так, чтобы не образовалось зазоров между флангами и центром имперского легиона. Кочевники не врубывались в ряды пехоты, оставляя пространство для маневра, и, хотя пехота атаковала организованной шеренгой, кочевникам удавалось наносить врагу довольно ощутимый урон. По сигналу горна, шеренги пехоты расступились, и в бой пошла тяжёлая кавалерия, элитные части войск империи. Кочевники в центре фронта дрогнули и начали отступать. Князь Хаире Старший решил, что ему удастся разделить вражескую армию надвое и добивать по частям. На самом деле, фронт выгнулся полумесяцем, на флангах кочевники, используя численное превосходство, смяли отряды легиона и замкнули дугу, завершив окружение противника. Великий Князь пытался организовать круговую оборону, но это было бесполезно, в поле не было ничего, что могло защитить от стрел кочевников. Хаире Старший попал в плен, пытаясь выбраться из окружения. Бой продолжался около четырёх часов и закончился едва ли не полным истреблением имперского пятого легиона Оринтской провинции. Младший князь Хаире наблюдал за битвой с верхней площадки цитадели, но помочь отцу не мог никак. Сделать вылазку было возможно, но совершенно напрасно, люди погибли бы, а ситуацию переломить не смогли. В гарнизоне находилось шесть сот человек, в Великом Доме продолжали оставаться ещё около пяти тысяч человек. Даже максимально большой по численности отряд защитников не исправил бы ситуации, наоборот, приблизил только падение крепости. В бешеном бессилии князь Хаире едва не скрежетал зубами, не знал, чего желать отцу, смерти в бою, что казалось наиболее вероятным или бегства, что могло восприниматься, как позор, но всё же сохраняло жизнь и возможность новыми победами затмить страшное поражение. О возможном пленении отца он не думал. Смерть была в любом случае лучше плена.
К Хунхару, сидящему на вороной кобылице по кличке Бохаргуль, подвели пленного Великого Князя. Его доспех был помят, кольчуга надорвана в двух местах, полы синего плаща наместника провинции рассечены, но достоинство и выдержка, казалось, стали только сильнее от ран и испытаний этой битвы. Князь смотрел на победителя без тени страха или испуга. Хунхар улыбался, едва заметно подняв вверх левый уголок рта и прищурив глаза.
– Здравствуй, Великий Князь Хайре.
– Здравствуй Хунхар. Мне жаль, что я не смог устроить подобающий твоему Величеству приём. Уверен, тебе его ещё окажут, если не я, то другие.
– Коммит, можешь не скалиться, этого никто не оценит. Ты сражался храбро и род твой известен честностью и доблестью. Поэтому я отпускаю тебя. Езжай в столицу, к императору и скажи, что море пустынь и степей всколыхнулось, мы зальём вашу империю, как вода заливает землю.
Комит огляделся:
– Зачем вам это? Вот уже добрую сотню лет между кочевниками и империей не было никакого соперничества, последняя битва, та, которая была последней до сегодняшнего утра, произошла сто восемнадцать лет назад. Что заставило Вас прийти и убивать? Зачем Вам война? – в ответ Хунхар немного помолчал, глядя за горизонт, и ответил:
– Ты правильно сказал, что мы долго жили рядом, жили мирно. Мы, свободные кочевники, вольные с ветром скакать куда угодно, смотрели на вас, жителей империи, на народы, её населяющие, мы жили рядом с вами и постепенно в нас нарождалось и крепло отвращение к вам. Не знаю, как вы этого не замечали. В вас нет тяги к свободе, но лишь тяга к наживе. Наживе любой ценой. Вы слизняки, сидите дома, держитесь за юбки своих жён, вы не мужчины, вы изнеженные бабы. – Так король довольно долго поносил население Империи. Хаире старший внимательно выслушал всё, не пытался перебить. Только когда Хунхар замолчал, коммит ответил:
– Скажи мне, кто вложил в сердце тебе эти мысли и слова в твои уста? – реакцией монарха на этот вопрос была вспышка гнева.
– С чего ты взял, что это не мои слова, что я кого-то послушал? – Голос кочевника стал металлом, гвоздём, которым он будто пытался прибить собеседника к месту, на котором тот стоял.
– Ты восемнадцать лет правишь племенами кочевников. В твоей власти степи и пустыни, по огромным пространствам земли ходят тысячи твоих стад. Почему вдруг сейчас ты почувствовал ненависть к своим соседям? Более того, ведь по согласию между твоими предшественниками, каганами кочевников и нашими императорами, мы нанимали отряды номадов в имперскую армию. И вы служили нам, не считая это позором. – тут Хунхар перебил Великого Князя.
– Довольно. Считай, что мы пробудились ото сна. Иди к своему Императору и скажи, что мы заберём столько земли и людей, сколько посчитаем нужным. Дайте ему коня и припасов в дорогу, – король начал разворачивать лошадь, что ехать к лагерю.
– Постой, – громко, уже в спину уезжающему королю сказал коммит. – У меня к тебе просьба – Хунхар развернул лошадь обратно, мордой к пленнику, сам широко улыбнулся и, не говоря ни слова остановил взгляд на Великом Князе.
– В крепости, ты знаешь, в цитадели Таирасса находится мой сын. Прошу тебя пощадить его.
– Ха, а я решил, что ты проявишь большую силу, и не будешь унижаться такими просьбами. Ты только подтвердил мои слова о вашей слабости. Знаешь, я буду потакать твоим слабостям. Если ты сможешь уговорить его сдать цитадель, я оставлю ему и тебе жизнь. Если он не согласится, я отрублю тебе голову у него на глазах. Как тебе такая сделка? Ты сам понимаешь, что он не согласится, но решать тебе. – Хунхар перевёл взгляд на громаду Великого дома Таирасса, возвышавшуюся за городскими стенами. Во взгляде пленного князя бушевало пламя ненависти и призрения. Он ненавидел своего победителя. Ненавидел за своё истреблённое войско, за это отвратительное предложение, целью которого было любование людским горем.