Книга о русской дуэли
Шрифт:
Недостижимость какой-либо безусловной устойчивой меткости порождала многочисленные легенды о стрелках, не знающих промаха. Романтическая культура создала образ Вильгельма Телля (в шиллеровском варианте) и легенду о меткости Байрона, в ряду других легенд, связанных с его именем. Тренировки в стрельбе из пистолета часто входили в обязательный комплект поведенческих штампов «байронического» героя. Тренировки эти могли ритуализироваться; стреляли или в карту (в туза), или расстреливали мух по стенам. Сохранилось много воспоминаний о Пушкине периода Южной ссылки (наиболее «байронического» в его биографии), рисующих поэта с пистолетом в руках.
Пара
Дуэльные пистолеты фирмы Лепажа. Париж. 1818
Вообще, сюжетный мотив «стрелок без промаха» на дуэли чрезвычайно интересен. Абсолютная меткость недостижима человеческими способами. Поэтому легенды об уникальной меткости часто носили мистический оттенок. Сильвио в пушкинском «Выстреле» окружен подчеркнуто потусторонним ореолом: «Какая-то таинственность окружала его судьбу… Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рта, придавали ему вид настоящего дьявола». Конечно, «дьяволизм» Сильвио абсолютно условен и даже несколько ироничен. Но вот, например, Бальзак заставляет своего Рафаэля Валантена в «Шагреневой коже» реально заключить договор с потусторонними силами и потом выйти на дуэль: «В этой сверхъестественной уверенности было нечто страшное, что почувствовали даже форейторы, которых привело сюда жестокое любопытство. Играя своим могуществом, а может быть, желая испытать его, Рафаэль разговаривал с Ионафаном и смотрел на него под выстрелом своего врага. Пуля Шарля отломила ветку ивы и рикошетом упала в воду. Рафаэль, выстрелив наудачу, попал противнику в сердце и, не обращая внимания на то, что молодой человек упал, быстро вытащил шагреневую кожу, чтобы проверить, сколько стоила ему жизнь человека. Талисман был не более дубового листочка».
С другой стороны, абсолютная меткость отчасти пересекалась с идеей «автомата» [см.: 206, с. 145–180]. «Сверхчеловеческие» способности даются отказом от каких-то человеческих качеств. Все тот же Сильвио достигает идеальной меткости только тогда, когда он теряет свое место в жизни (он везде чужой), теряет естественные эмоции и реакции (например, не отвечает на оскорбление пьяного юнца). Он никогда не промахивается, никогда не ошибается в карточных расчетах, все знает о жизни своего врага.
И «мистический», и «автоматический» варианты связаны с целым кругом этических проблем, объединенных вокруг центрального вопроса: может ли человек встать над Судьбой, управлять ею? «Может ли», т. е. «имеет ли возможность» и «имеет ли право». И если да, то не превратится ли карточная игра в воровство и мошенничество («Пиковая дама»), а дуэль – в убийство («Выстрел»)?
Но вернемся к дуэльному оружию.
В повести А. А. Бестужева-Марлинского «Испытание» секунданты разговаривают с доктором:
«– Разрешите спор наш: я говорю, что лучше уменьшить заряд по малости расстояния и для верности выстрела, а господин ротмистр желает усилить его, уверяя, что сквозные раны легче к исцелению, – это статья по вашему департаменту. <…>
– Увеличьте заряд, если нельзя его вовсе уничтожить. На шести шагах самый слабый выстрел пробьет ребра; и так как трудно, а часто и невозможно вынуть пули, то она и впоследствии может повредить благородные части».
Нужно отметить, что обычно на дуэли предпочитали не увеличить, а уменьшить заряд. Это приводило к тому, что сквозных ранений было меньше, пули застревали в теле, и лечение затруднялось. А если пуля и выходила, то, обладая малой скоростью, рвала ткани – так камень разбивает стекло, а пуля оставляет в нем маленькое отверстие. Ранение в корпус, особенно в область живота, очень часто становилось смертельным – такие ранения получили Пушкин, Чернов, Новосильцев, генерал Мордвинов и многие другие. Ранение в конечность (особенно если была задета кость) могло искалечить – ампутации были
Дуэльные пистолеты продавались парами в специальных футлярах (коробках, чемоданчиках). В футляре предполагалось также место для пороха, пуль и аксессуаров, необходимых для заряжения. Пистолеты могли быть искусно инкрустированы, некоторые из них являлись настоящими произведениями искусства.
Наибольшей популярностью в первой трети XIX века пользовались французские пистолеты Лепажа и немецкие Кюхенрейтера. Благодаря «Евгению Онегину» «стволы Лепажа» стали в русской культуре символом дуэли, но «кухенрейтеры» (в обиходной речи чаще встречалось произнесение этого слова именно через «у», а не через «ю») были столь же авторитетны, желанны и доступны.
Набор дуэльных пистолетов с принадлежностями для заряжания и чистки.
Фирма Лепажа. 1808. Париж
Заряжение производилось секундантами непосредственно на месте дуэли. Но предварительно, накануне, требовалось осмотреть пистолеты и подготовить все необходимое. Очень подробно этот процесс описан в уже многократно цитировавшейся нами повести «Испытание»: «Старый слуга Валериана плавил свинец в железном ковше, стоя перед огнем на коленях, и лил пули – дело, которое он прерывал частыми молитвами и крестами. У стола какой-то артиллерийский офицер [57] обрезывал, гладил и примерял пули к пистолетам. В это время дверь осторожно растворилась, и третье лицо, кавалерист-гвардеец [58] , вошел и прервал на минуту их занятия.
57
Секундант Валериана Стрелинского.
58
Секундант Гремина – однополчанина, друга, а теперь противника Валериана.
– Bonjour, capitaine, – сказал артиллерист входящему. – Все ли у вас готово?
– Я привез с собой две пары: одна Кухенрейтера, другая Лепажа; мы вместе осмотрим их.
– Это наш долг, ротмистр. Пригоняли ли вы пули?
– Пули деланы в Париже, и, верно, с особенною точностью.
– О, не надейтесь на это, ротмистр! Мне уже случилось однажды попасть впросак от подобной доверчивости. Вторые пули – я и теперь краснею от воспоминания – не дошли до полствола, и как мы ни бились догнать их до места – все напрасно. Противники принуждены были стреляться седельными пистолетами – величиной едва ли не с горный единорог, и хорошо, что один попал другому прямо в лоб, где всякая пуля – и менее горошинки, и более вишни – производит одинаковое действие. Но посудите, какому нареканию подверглись бы мы, если б эта картечь разбила вдребезги руку или ногу?
– Классическая истина! – отвечал кавалерист, улыбаясь.
– У вас полированный порох?
– И самый мелкозернистый.
– Тем хуже; оставьте его дома. Во-первых, для единообразия мы возьмем обыкновенного винтовочного пороху; во-вторых, полированный не всегда быстро вспыхивает, а бывает, что искра и вовсе скользит по нем <…>. Пули твои никуда не годятся! – вскричал нетерпеливо старику-слуге артиллерист, бросив пару их на пол. – Они шероховаты и с пузырьками.
– Это от слез, Сергей Петрович! – отвечал слуга, отирая заплаканные глаза. – Я никак не могу удержать их; так и бегут и порой попадают в форму».
Подготовка пистолетов, пуль, пороха, затем заряжение – во всех этих манипуляциях очень многое зависело от личного опыта и умения. Ошибка – случайная или преднамеренная – могла слишком дорого стоить.
Именно на этом этапе была высока опасность фальсификации дуэли. Попытка такой фальсификации подробно описана в «Княжне Мери»: «Драгунский капитан, разгоряченный вином, ударил по столу кулаком, требуя внимания.
– Господа! – сказал он, – это ни на что не похоже; Печорина надо проучить! <…> Хотите испытать его храбрость? Это нас позабавит…