Книга последних слов
Шрифт:
И когда я отказался заниматься рвачеством, Лабаева написала донос в райком, зная отлично, в каком, можно сказать, единоборстве я находился с ним в течение ряда лет. Вот и все.
Это небольшая часть того, что велела мне сказать вам моя совесть.
СКАЗАНИЕ О СЕЛЬПО СИБИРСКОМ
Дмитриев работал продавцом сельмага. Заведующей была его жена. Совместно с ней он занимался присвоением материальных и денежных ценностей, а помимо того, преступно относился к исполнению своих обязанностей. Ими причинен государству большой ущерб…
Последнее слово подсудимого Дмитриева
Граждане судьи, адвокат предъявил вам справку о моем физическом похудении во время предварительного следствия на двенадцать килограммов. Прокурор усомнился в цифрах моего веса, и меня тут дополнительно перевесили. Первоначальные цифры оказались завышенными на четыре кэгэ триста восемьдесят один грамм. Я же полагаю, что это вина не следователя Скулова, который вел наше с женой дело, а весов.
Вот тут мне предъявлено больше тридцати обвинений в фактах обвеса, в смысле недовеса покупателей. Но половину, по крайней мере, этих, с позволения сказать, фактов следует отнести к неисправности самих весов, о чем я не раз сообщал письменно в ОБХСС, а также – к мошенничеству покупателей.
Известно всем, что наш советский покупатель спит и видит во сне, как продавца ловят за руку, обыскивают квартиру, забирают в тюрьму и конфисковывают нажитое за годы пятилеток имущество. И покупатель скрежещет зубами от радости, когда при нем работника торговой сети впихивают в «черный ворон» милиционеры, тоже являющиеся покупателями в служебное и неслужебное время и поэтому мстящие продавцам разными заковыристыми методами…
Так вот, похудение мое, пускай даже на восемь с чем-то килограмм, было вызвано душевными переживаниями и злостью на мою коварную супругу Парашкину. Отказываю ей ныне за подлости в ношении моей благородной фамилии Дмитриева.
Но начнем с конца предъявленных мне обвинений. Никаких доказательств того, что я якобы преступно и халатно относился к служебным обязанностям, мы не услышали. Злобные на всю советскую нашу торговую сеть товарищи колхознички рады были вылить тут на меня пару бочек помоев и подсочинить черт знает что.
Конечно, я, бывало, открывал с запозданием наше сельпо «Романтики». Признаюсь в этом. Но разве я виноват, что колхозник с места не стронется в поле или на ферму, если не купит бутылку, чтобы глаза налить – опохмелиться, и наплевать ему на уборочную, на голодных коров, свиней и неполитые огороды. Плевать ему на колхозное производство и долг перед родиной. Ему с утра портвешок подавай и банку гороха с салом растительным на закуску.
А я, бывало, ночами не сплю, ужас меня разбирает насчет предстоящей ревизии, разбора жалоб-предложений и беспокойства, как достать со склада постного масла.
Вы слышали показания свидетеля Колышкина, что он грозил стереть с лица земли меня с женою и заодно сельпо «Романтики», если мы не завезем в него постное масло, в крайнем случае, говяжий жир. Слышали? А сколько прочих угроз было в наш адрес? Дня без угроз не обходилось.
Причем здесь мы с женой, если на базе нам отпускают только ячневую крупу, соевые конфеты, макароны третьего сорта, яичный порошок, камбалу соленую, нейлоновые полотенца, от которых по лицу искра идет и до смерти, бывает, пугает покупателя, если с каждым годом снабжение резко идет вниз, а сверху из обкома один слышен аргумент в ответ на служебное недоумение: не прикидывайтесь овечками. Ничего вам не будет. Все равно колхоз отоваривается в городе, налетая на нас, как саранча, прилавки из-за вас пустые, как в 1917 году. Обойдетесь. Вы и так разбогатели после смерти товарища Сталина. При нем вы бы сидели, работали и пикнуть, мещане проклятые, не вздумали бы.
Я к чему все это? А к тому, что попробуйте ночь не поспать, а утром вовремя выйти на работу. Проспишь, бывало, и вовсе не от беспробудного пьянства. В перебоях работы сельпо повинен также во многом председатель колхоза Брагин. Он лично запрещал открывать сельпо до обеда, во всяком случае, после Первого мая, Троицы, Покрова, Нового года, Рождества, Дня Советской Армии, Пасхи и так далее. Колхозничек-паразит ни одного ведь праздничка не упустит, а если нет праздника, день рождения или день Ангела себе выдумает, лишь бы выжрать с утра стакан дряни красной. Водки нам с базы уже третий год не выдают.
Теперь насчет фактов обвеса. К делу мы приложили протоколы, составленные при свидетелях, насчет мухлевания покупателей при жалобах на обвес. Покупателю можно верить только в исключительных случаях. Почитайте протоколы. Составлены они честно, и участкового мы никогда не подкупали водкой и нательными ситцевыми трусами из Болгарии. Например, старуха-жулик Ведяиха забарнаулила, что ее обвесили на сто грамм при продаже конфет «Подушечка медовая» и соевых шоколадок «Слава героям космоса». Но что же оказалось? Ведяиха сунула по выходе из сельпо вышеуказанный конфетный ассортимент за обе щеки, где у нее было пустое место ввиду отсутствия зубных протезов, и пошла писать жалобу. Хорошо, что ее уличил собственный малолетний внук на месте преступления, заорав:
– Бабушка, конфеты-то у тебя во рте!
Старуха после обработки и созналась участковому во всей правде. Нарочно протезы она дома оставила, а нам хотела досадить из зависти.
А ситец когда давали на Октябрьские, что ухитрялись делать? Возьмут кусок в четыре метра, поменяют его тут же втихаря на трехметровый и блажить начинают про обмер покупателей… Сами коньяк чаем разбавляли, а обвиняли нас с бывшей супругой…
Прошу вместе с приговором оформить нам развод, потому что она не жена, а… слов сейчас не подберу, чтобы хулиганства не заработать ко всему прочему…
А насчет того, что в рабочее время в сельпо устраивались пьянки, признаюсь честно: было дело. Но вы попробуйте не устройте пьянки, если в колхоз инструкторишко драный заявился с непродранными глазами из райкома. Председатель приводит его, и приходится выставлять припасы – винные и закусочные. Ну а когда поддашь да запоешь «С чего начинается родина…», тогда уже теряешь чувство меры и гуляешь до ночи. Тут и не заметишь, как впадаешь в растрату.
Русский человек – не жлоб какой-нибудь американский, а в веселом буйстве души не то что своего, но и чужого, то есть государственного, не пожалеет. По мне – отдай минуту гулянке, а там будь что будет. Так что судить не одних нас надо, а по справедливости, так сказать, чтоб тут в политику не углубляться…