Книга последних слов
Шрифт:
Затем пьяное мурло – председатель Демьянов – обозвал меня вредительским отродьем и сиволапым гузном, а бригадир пригрозил лишить ночных, сверхурочных, обещанного ордена «Знак Почета», приусадебного участка и отбить у меня к тому же законную жену, чтоб я ее не позорил левой халтурой.
Тут я не вытерпел и продекламировал нецензурные выражения, а также частушки, в которых наш народ метко заклеймил председателей и бригадиров как паразитов и хмырей полуболотных.
В ответ Демьянов и Колетвинов, к которым быстро присоединилось краснорожее партбюро, нанесли мне ряд провокационных ударов, один из которых пришелся по больным и без того зубам, а другой – ниже пояса.
Ах
Есть, граждане судьи, предел терпению даже советского человека, который терпеливей человека, живущего в условиях буржуйской эксплуатации и позорной неволи. Есть предел… Что же они, не могли со мной по-хорошему?
«Не убивайся, Малыкин. В труде, как на войне, все бывает… приводи трактор в порядок… поешь слегка… подкрепись, пьянь профсоюзная, и наверстывай времечко потерянное…»
Вот как надо было со мной обращаться, а не разбивать мой радиатор, то есть лицо, до непохожести на прежнее… А они мне, несмотря на протесты докторов наук, велели убираться с поля к чертовой матери и еще намного дальше.
Пистолет мне вручил три года назад наш участковый. Затем он помер от аппендицита, а новому участковому отдавать этот пистолет не хотелось. К тому же померший участковый приходился мне свояком по жениной линии.
Пистолет я таскал с собою исключительно во время подготовки к различным выборам в органы власти и в местные советы для защиты от обозленных избирателей, с чего и начал объяснение в последнем слове.
Бывало, замахнется на меня избиратель табуреткой и говорит:
– Не приходи, гад, пока в сельпе портвейна не будет!… А я пушку свою выхватываю и отвечаю:
– А вот этого не нюхал, спекулянт на наших временных трудностях?… Я из тебя выбью, сволочь, политическую активность!…
Но стрелять я никогда не стрелял, до того как побили меня в поле и, сами знаете, с чем смешали меня у всех на виду. Я и пальнул в оскорбителей бессовестных, но не целился в жизненно важные органы типа сердца, мозга и ниже пояса.
Прошу суд учесть, что в председателя я вообще промахнулся, и выстрел этот считаю недействительным. Его из приговора требую вычесть. В остальном я тоже мало в чем виноват как честный человек и тракторист с заботой о людях.
СЕМЕЙНАЯ ТРАГЕДИЯ
Кулебякин при тесном пособничестве жены и тещи оборудовал из незаконно приобретенных за взятки материалов и приборов современный свинарник. Наладил промышленное производство товарной свинины беконных и других сортов, которую впоследствии продавал по рыночным ценам с целью обогащения коллективам и частным лицам.
Последнее слово подсудимого Кулебякина
Граждане судьи, я начну танцевать в последнем слове от своей фамилии, унаследованной мною от славных предков, которые славились веками в Москве и за ее пределами не страстью к поеданию кулебяки, как утверждал хамским образом мой недоучка-следователь Темноватов, а искусством их изготовления. Таким образом, у меня в генах, официально признанных недавно советской биологической наукой, бессмертно трепещет желание накормить повкусней человека. Хотя изменения, происшедшие после Великого Октября, коренным образом перенесли упор человеческого разума от прихотей барских – прихотей желудка – к высотам духовных потребностей, и я в силу этого пошел не в систему нарпита, а на истфак МГУ. Его я окончил с отличием. Был оставлен в аспирантуре. Защитил диссертацию на тему «Выдающаяся роль КПСС в деле снабжения населения продуктами питания в период коллективизации».
Начал было работать над докторской, но был обессилен тяжелой нервной депрессией после разоблачения культа личности Сталина и прочтения ряда документов, свидетельствующих о его гнусной роли в организации искусственного голода на Украине и в ряде областей России, что перечеркнуло смысл всей моей диссертации.
Я был лишен кандидатской степени карьеристами, сводившими счеты с самыми безобидными людьми в период оттепели. Затем, после прихода к власти товарища Брежнева, меня восстановили в степени и предложили создать докторскую диссертацию на тему «Выдающаяся роль КПСС в деле снабжения населения продуктами питания в Днепропетровской области в период восстановления народного хозяйства после Отечественной войны 1941-1945 гг.».
Диссертацию я не защитил, так как недостаточно отобразил в ней мифические, на мой взгляд, заслуги Брежнева в деле снабжения населения.
Затем я был уволен из института истории АН СССР, ибо отказался фальсифицировать историю, и временно помещен в психбольницу имени Кащенко.
Там многое до меня дошло, благодаря общению с таким выдающимся человеком, как Юрий Владимирович Мальцев, бросившим в лицо Подгорного советское подданство. Однако я твердо решил пойти другим путем и не покидать родину в период начавшихся перебоев в снабжении населения продуктами питания. Наоборот, я с радостью готов был соответствовать своей фамилии и делать все, на что была не способна КПСС, а именно: снабжать население терпящих бедствие пригородов Москвы, Тулы, Калинина и Клина мясом. Моя жена – кандидат технических наук, теща – доктор экономических наук твердо поддержали меня в таком высоконравственном начинании.
Припрятанные в период культа личности фамильные брильянты моей тещи я удачно продал в Тбилиси и Баку, поскольку там началось безудержное обогащение лиц, стоящих у власти и в органах милиции, то есть коррупция.
На вырученные деньги мы приобрели у умершего маршала авиации, фамилию которого я дал подписку не разглашать, огромное поместье с подсобными помещениями, где маршал держал скаковых лошадей и несколько пони для развлечения внуков и любовниц.
Одним словом, я признаюсь полностью во всех обвинениях и считаю себя ответственным за вовлечение в коммерческую деятельность жены и тещи.
Признаться легче всего. В деле имеются улики: цветные фото оборудованного свинарника, автоматическая линия кормежки, живые свиньи, копченые окорока, грудинка, корейка, колбаса кровяная и домашняя, а также зельц из голов и субпродуктов.
У меня ведь ни одна щетинка зря не пропадала, каждая косточка в дело шла. Каждую каплю крови пускал я на производство консервов для охотничьих собак из генеральского поселка и кошек поселка советских писателей.
Я сознаюсь также в том, что пользовался данными американской и мировой статистики, касающимися снабжения населения капстран мясными продуктами, для чего вырывал эти данные из зарубежной периодики спецхрана библиотеки имени Ленина.