Книга шестая. Необратимость
Шрифт:
Чем менее квалифицированный труд, тем, зачастую, беднее человек финансово, и тем больше он привязан к моментальной оплате, равно как и к моментальным удовольствиям низкого порядка. Бедность финансовая тесно связана с духовной, хотя наличие денег не гарантирует истинного богатства, но в известном смысле создает предпосылки к тому. В любом случае, если человек всю жизнь был поденщиком-шабашником и гонялся за одним лишь пропитанием да выпивкой, говорить с ним не о чем.
Дальше в дебри не полезем, и вернемся к предпосылкам того январского улова в 3,6 миллионов рублей. Еще в 2015 году мной была инициирована проверочная спецоперация с привлечением судебных
Так мы получали мощнейший переговорный рычаг в форме привлечения к арбитражной и административной ответственности юридического лица, а физического – к уголовной, к примеру, того же директора. Тройной удар, даже не двойной, как в одноименном шедевральном кинофильме с Ван Даммом. Однако, в данном случае были правовые и фактические препятствия к атаке по схеме «max», поэтому пришлось исполнить программу «min» с привлечением судебных приставов-исполнителей через Арбитражный суд по форме обеспечения доказательств до подачи искового заявления в суд. Хитроумные хитросплетения, надо сказать, и разрабатывал я их довольно долго, но все работало несколько лет к ряду. Турбулентный шифр правовой смекалки шел по тончайшей грани скрупулёзного расчета, блефа и нахального безумия, а потому законность схем сомнений не вызывала даже в условиях отсутствия в доверенности полномочий на получение денежных средств.
По сути, тогда мы создали отдельное направление судебной практики арбитражных судов по всей стране, естественно возглавив хит-парад правового цинизма. Это было не сложно, ибо даже судьи в отсутствие судебной практики толком не знали таких дебрей моего красноярского нормативного творчества. Уже тогда мой мир позволял мне многое, в том числе фривольности в правовом поле. Собрав мотивировочные кубики по всей стране, я сложил свой пазл хитроумного заявления о предварительном обеспечении доказательств. По такому заявлению суд может согласиться с отсутствием иных возможностей для защиты интеллектуальных прав на наш софт.
В самом деле, на контрафакте ушлые фирмачи “экономили” в покупке программных комплексов на миллионы, а то и десятки миллионов рублей. Зафиксировать подобное безобразие – стало для меня делом адвокатской чести, и гражданской сознательности. У нас были и прочие инструменты воздействия на нарушителей, вроде Полиции, ФСБ, Прокуратуры или Следственного Комитета, но там свои нюансы. Частенько случалась утечка либо изначально до “хлопка”, либо потом в ходе процедуры “торгов” с разоблаченным нарушителем. Уже тогда я с пониманием относился к предпринимательской природе ряда правоохранительных сотрудников.
Собственно, с другими сотрудничества и не складывалось, но выть с волками – значит клешней не щелкать, и держать булки в тонусе. Шкурный интерес нередко обрушивал нашу договоренность, и я оставался с носом, который у меня и так от рождения приличных размеров. С этим все нормально, в задорной коррупционной игре стороны всегда ищут лазейку дипломатично прокинуть друг друга. Игры играми, но хотелось больше контроля над ситуацией. Так возник инструмент работы через судебных приставов, в котором определяющую роль играл Арбитражный суд, который пошел на встречу, хотя и не просто так.
Дело в том, что председатель судейского состава, полномочного рассматривать дела данной категории была тещей хорошего друга. Собственно, через нее я и прокачал данное направление. Чуть ли не каждый абзац выводился через согласование с ее мнением. Судьи, получив неведомое красноярскому арбитражу заявление о предварительном обеспечении доказательств, шли к ней, как председателю. Она в свою очередь как бы невзначай оценивала правомерность и мотивационную состоятельность бумажек в нужную сторону. Все абсолютно бесплатно, а значит вроде как законно. Ну во всяком случае порядочно что ли.
Выдавался исполнительный лист для принудительного осмотра компьютерной техники с правом фиксации результатов осмотра. Для осмотра я привлекал эксперта, и вскоре пришлось создать специализированную экспертную организацию, не аффилированную со мной. Масса тонкостей понимания устройства программного обеспечения требуется для ведения такого осмотра, а эксперты широкого профиля, например из полицейского экспертно-криминалистического центра не справлялись. Экспертов нужно обучить, обеспечить оборудованием, платить зарплату и постоянно мотивировать. Экспертная организация формально независимая, но по факту была дочерним образованием нашего адвокатского бюро. Там был свой директор, но для кураторства и общего девелопмента был приставлен Димас, уже знакомый читателю.
Полиция или прокуратура при моем участии изымала компьютеры с контрафактом, передавала эксперту, тот делал заключение и направлял нам для расчета размера причиненного вреда. А считать я умел! В ряде случаев получалось увеличить в разы при сохранении полного документального подтверждения. В софтверной индустрии столько нюансов, что в дремучем Красноярске попросту некому было в это углубляться. Наши софтверные транснациональные клиенты не хотели иметь дело с подобной правовой “серостью”, так сказать, стремились сохранить ручки и воротнички в чистом виде. Суть процедур они, конечно, понимали и молчаливо нехотя одобряли потому как знали об особенностях российской правовой культуры.
Им пришлось убедиться в безоружности “чистого” подхода на Москве, где антипиратская деятельность осталась лишь на бумаге. Вместе с этим, рублем нас не поддерживали. Вроде анекдота про гаишника, которому дали жезл вместо зарплаты. Соответственно, они так же понимали, что все эти издержки имеют источники покрытия. Если не платят они, то платим мы, и это колоссально увеличивает операционные расходы, которые кроются через теневые движения. Проще говоря, они понимали, что мы самоуправничаем и закрывали глаза на это. Тонны усилий, и восторг от реализации творческих амбиций в чистом виде. Это было то еще веселье, но я и так перебрал с подробностями. История не об этом.
Инерционность деятельности сводилась к тому, что, начав процедуру в 2015 году, более-менее овеществленный результат можно получить к 2017 году, а то и позже. Таких процедур параллельно шли десятки, а если учитывать проверки в отношении физических лиц, установщиков контрафакта, то сотни. Основной расчет был на массированное давление для добровольного примирения сторон, но, если расчет не оправдывался, дело уходило в суд и нередко на годы. Так оно вышло и в данном случае. Минуя всю череду инстанций, остановлюсь на процессе вывода самих денежных средств.