Книга советов по выживанию в школе
Шрифт:
рым признакам он опознал, что Монт — это известный французский мыслитель Шарль Луи Монтескье, живший и творивший в восемнадцатом веке. А девушка продолжала шпарить про своего Монта.
Преподу это надоело, он плюнул и изъял у нее шпоры. Так и оказалось. В целях экономии шпорного пространства Монтескье был сокращен до Монта. Поскольку ничего по предмету красавица раньше не читала, то и кто такой Монтескье — не знала. Для нее он был просто Монтом. Со всеми вытекающими для нее обстоятельствами в смысле экзаменационных пересдач. Да и шпора у нее наверняка была чужая…
А
А
ИНФОРМАЦИЯ
Монтескье Шарль Луи — французский просветитель XVIII века.
ЭТО ИНТЕРЕСНО 1
В средневековых школах и университетах всю информацию заучивали наизусть — бумага была чрезвычайно дорога, и в лучшем случае учащиеся писали мелом на специальных дощечках. Ни о каких шпорах речи быть и не могло — на экзаменах можно было рассчитывать исключительно на собственные силы. Поэтому учеба длилась очень долго и перенести ее могли лишь самые стойкие и способные.
Я-ie умеешь списывать — иди в сталевары!
Ызречение учителя сризики
Глава is
МИЛЫЕ РОДИТЕЛИ
Противостояние продолжается
Родителей не выбирают, с ними умирают.
Щадпись на парте
Про себя.
Когда я учился в пятом классе, мы жили в девятиэтажном доме на последнем этаже. Лифт не работал вообще, и к себе домой я взлетал обычно довольно быстро, натренирован был.
Но только не в конце четверти. Только не с дневником с итоговыми четвертными оценками.
Нет, учился я довольно неплохо. В четверти у меня выходило штуки три «четверки», остальные «пятерки», трояков вообще не было.
Но.
«Хорошо» в четверти в моей семье считалось оценкой плохой, ниже плинтуса. После такого эксцесса мама, по своему обычаю, со мной не разговаривала несколько дней. Поэтому домой возвращаться я не спешил, хотя впереди и были каникулы — самое приличное время во всем детстве.
Я поднимался медленно, задерживаясь на каждой площадке, читая самодельные стишки неприличного содержания, разглядывая мусор, который жильцы складывали вокруг вечно забитого мусоропровода. Иногда я даже спускался обратно, вниз, чтобы в очередной раз прочитать правила пользования лифтом.
Но сколько конец ни оттягивай, до горизонта оттянуть не получится.
И я возвращался домой.
Мать орала, что я болван. Что если я в пятом классе получаю четверки, то к десятому обязательно сползу до двоек, после чего пределом моих мечтаний будет должность штатного землекопа при поселковом коммунхозе. Ну и все в том же духе…
Она так часто говорила, что я скачусь к «двойкам», что так в конце концов и случилось. К десятому классу я на самом деле скатился. «Пара» уже не пугала меня, «пара» была моей доброй подругой. «Трояк» же (хотя бы по той же алгебре) был для меня желаннейшей оценкой, пределом заскорузлых мечтаний. Получив «тройбан», я испытывал чувство глубочайшего удовлетворения, был практически счастлив.
Правда, потом, после школы, дела с учебой у меня неожиданно выправились, и виртуозом лопатного спорта я так и не стал.
А наверное, мог бы.
В полном соответствии с родительскими прогнозами.
Отец спрашивает сына:
— Обойку по литературе исправил?!
— Ысправил…
— yl ну покажи… Оа кто же так исправляет?! yl ну дай дневник, я салл….
Анекдот
Часто, очень часто причиной неуспехов в обучении является не лень.
Не отсутствие способностей. Не невозможность найти общий язык с одноклассниками. Очень часто причиной неудач в учебе являются родители.
Не родители-алкоголики, не родители-бомжи, а вполне обычные нормальные родители. Которые своей истеричной настроенностью по отношению к школьным успехам своего чада отбивают последнюю охоту учиться. И вообще хоть чего-нибудь делать.
Хотя это, конечно, дело индивидуальное. На меня родительский прессинг действовал обратно пропорционально. Чем больше пилили, тем хуже учился. Не из чувства протеста, а просто так, от общей скуки. Но я знаю целую кучу ребят и девчонок, которые начинали учиться лишь после хорошей родительской взбучки.
Или даже трепки.
«Милый сын Коля Тупиков, в случае серьезного падения успеваемости мотоцикла тебе не видать как собственных ушей». Говорит какая-нибудь там мудрая мамашка, и милый сын Коля, напуганный безмотоциклетной юностью, начинает зверски учиться.
«Дорогая Вера Клюквина, будет четверка по геометрии — и про золотые сережки можешь забыть. Только серебро, только серебро…» Говорит хитрый папашка.
Серебро — для лохушек, думает Вера и со вздохом берется за книжки и тетрадки.
Но обычно бывает не так мило.
«Ты что, идиот?!! — орет отец. — Мать, этот идиот опять всю четверть баклуши бил, посмотри в дневник! Это он в твоего отца пошел, тот тоже идиот! Не повезло с наследственностью.-..»
Родители начинают выяснять, в чьем роду было больше идиотов, чей дедушка жил недалеко от Семипалатинска, у чьей бабушки были уши разного размера…
Носитель дурной наследственности смотрит на все это, грустит и думает, что, может, и в самом деле стоит взяться за учебу?
Дети не любят, когда из-за них ссорятся родители. Так что скандалы, крики, вопли и пророчества в стиле Мишеля Нострадамуса действуют.
Действуют.
Однако если человеку каждый день говорить, что он дурак, то он рано или поздно сам начнет в это верить. Замычит бедняга, завоет… Только вот родителям говорить все это бесполезно: они уверены, что постоянное дерганье за строгий ошейник — лучший способ повышения успеваемости.