Книга судьбы

Мельцер Брэд

Через несколько мгновений к коричневому пятнышку добавилась черная черточка — Нико поднял револьвер и направил его в сторону холма. С места у окна Римлянину не было видно, куда он целился. Вообще-то, у ворот был охранник, но до них добрых пятьдесят ярдов…

Римлянин расслышал приглушенное шипение. Ствол револьвера отрыгнул колечко порохового дыма. И Нико сразу же замедлил бег, перейдя на прогулочный шаг. Римлянину не нужно было искать глазами тело, чтобы понять, что бывший снайпер не промахнулся.

С оружием, засунутым за пояс и прикрытым полой толстовки, Нико выглядел как человек, у которого ни забот, ни хлопот.

Он неспешно миновал старое армейское здание, кладбище, кизиловое дерево с облетевшими листьями и, выйдя за ворота, скрылся из виду.

Ковыляя к двери, Римлянин сумел подобрать с пола шприц и бритвенное лезвие.

— Эй, парни, у вас все нормально? — хрипло прокаркала женским голосом рация одного из санитаров.

Римлянин наклонился и сорвал ее с пояса мертвого мужчины.

— Все отлично, — невнятно пробормотал он в микрофон. Он обернулся и окинул комнату взглядом. И только в эту секунду понял, что Нико прихватил с собой черно-белую фотографию Уэса. Истекающего кровью Уэса.

Глава двадцать восьмая

— Нам сюда, — говорю я, беру под локоток пожилую женщину с копной светлых волос и эскортирую ее с супругом к президенту Мэннингу и первой леди, которые в неестественных позах замерли перед цветочным букетом размером с небольшой автомобиль. Запертый, как в ловушке, в небольшом вестибюле Центра сценического искусства Крависа, президент с застывшей улыбкой смотрит в мою сторону. Так, все понятно. Он понятия не имеет, кто эти люди. Я подаю ему гостей на подносе.

— Господин президент, вы, конечно, помните Талботов…

— Джордж… Леонора… — вклинивается в разговор первая леди, пожимая руки гостям и делая вид, что обменивается с ними поцелуями.

Впрочем, до физического контакта дело не доходит. Авторы тридцати четырех книг, пяти несанкционированных автобиографий и двух телефильмов сломали немало копий, утверждая, что главным политиком в семье является именно она. И за доказательствами далеко ходить не надо — вот они, прямо перед моими глазами.

— Как дела у Лорен? — спрашивает она, мгновенно вспомнив имя их дочери. Да, можно сказать, что я поражен до глубины души. Талботов нельзя назвать давними и проверенными донорами. Они принадлежат к когорте НЛД, новых лучших друзей, как мы называем богатенькую публику, которая окружает Мэннингов после того, как они оставили Белый дом. Старым друзьям нравилась власть, новые предпочитают славу. Или ее отсвет, по крайней мере.

— Должна признаться, вы выглядите просто потрясающе, — захлебываясь, провозглашает миссис Талбот, не сводя глаз с первой леди. Мэннинг никогда не завидовал известности и вниманию, которыми пользовалась его супруга. Первая леди всегда была неотъемлемой частью их политического тандема. Склад ума и успешная карьера ученого помогали ей прекрасно ориентироваться в результатах всевозможных опросов и подсчетах голосов избирателей, что позволило злым языкам утверждать, что расставание с Белым домом она пережила намного тяжелее супруга. Но поскольку я был с президентом в тот день, когда он прилетел домой во Флориду, именно я заказывал для него последний рейс «борта номер один», президентского самолета, и оставался на линии достаточно долго, чтобы услышать, как он прощается с телефонисткой Белого дома, то не могу согласиться со злопыхателями. Мэннинг, у которого некогда

был стюард с пейджером, в обязанности которого входило лишь подавать кофе президенту по первому зову, дошел до того, что сам таскал свои чемоданы из машины в дом. Без сожаления и хотя бы некоторого душевного дискомфорта расстаться с такой властью попросту невозможно.

— Что же это такое, я опять превратился в бесплатное приложение к тебе? — громогласно провозглашает Мэннинг.

— Почему «опять», дорогой? — с невинным видом интересуется первая леди, и собравшиеся дружно смеются. Эта шутка из разряда тех, которые будут бесконечно повторять на протяжении всего сезона и которая сделает Талботов местными звездочками на небосклоне вина и сыра. При этом светское общество Палм-Бич обретет еще один стимул для того, чтобы и дальше приходить на подобные благотворительные вечеринки, билет куда стоит никак не меньше тысячи долларов.

— На счет «три», — командует фотограф, когда я втискиваю Талботов между президентом и первой леди. — Один… два…

Вспышка на мгновение заливает все вокруг ослепительным режущим светом, а я спешу обратно к очереди, чтобы взять под локоток очередного донора. На лице Мэннинга сохраняется все то же отсутствующее выражение.

— Господин президент, вы, конечно, помните, Лиз Уэстбрук…

В Белом доме мы называли такой прием «тяни-толкаем». Я тянумиссис Уэстбрук к президенту, одновременно выталкиваяс пути Талботов, вынуждая их закрыть рты, перестать нести чушь, отступить в сторону и распрощаться. Метод вполне оправдывает свое название и работает просто прекрасно — пока кто-нибудь не начинает упираться рогами.

— Ты пытаешься сыграть со мной в «тяни-толкая»? Да ведь это я его придумал! — раздается позади меня знакомый голос. Когда я, ослепленный очередной вспышкой, поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это там умничает за моей спиной, Дрейдель с широкой улыбкой на физиономии уже направляется к президенту.

Такое впечатление, что Мэннинг даже засветился изнутри, словно увидел свою любимую детскую игрушку. Я уже знаю, что в такие моменты ему лучше не мешать.

— Мой мальчик! — восклицает президент, обнимая Дрейделя.

Вот так. Я по-прежнему удостаиваюсь лишь рукопожатия, а Дрейделя он сжимает в объятиях, как родного сына.

— Мы хотели сделать вам сюрприз, — заявляю я, бросая предостерегающий взгляд на своего приятеля.

Позади него очередь страждущих ненадолго замерла. Из-за плеча президента первая леди недовольно смотрит в мою сторону. Я прекрасно знаю, что означает ее взгляд. И что ей тоже лучше не мешать.

— Сэр… церемонию необходимо продолжить…

— Надеюсь, сегодняшний вечер ты проведешь с нами, — перебивает меня Мэннинг, отступая на шаг назад, к своей супруге.

— Конечно, сэр, — отвечает Дрейдель.

— Господин президент, вы, конечно, помните Линдзонов… — говорю я, выстраивая перед ним очередную пару доноров. Мэннинг одаривает их фальшивой улыбкой и бросает на меня многозначительный взгляд. Я обещал ему, что сегодня вечером ему придется выдержать не более пятидесяти фотоснимков. Совершенно очевидно, он вел собственный подсчет, потому как сейчас подошла очередь фото на память под номером пятьдесят восемь. Когда я направляюсь обратно к очереди, Дрейдель пристраивается рядышком.