Книга теней
Шрифт:
— Ее не хватятся? — Я подумала вот о чем: есть ли у нее дочь или сын, которых придется прогонять?
— Ее не хватятся до тех пор, пока не найдут , — ответила Мадлен загадочно, добавив после паузы: — И я ее не убивала, если ты об этом думаешь. Я нашла ее неподалеку, одетой, но лежащей рядом со своей кроватью. Да, у нее было молодое сердце, но больное: оно остановилось вскоре после рассвета. Пусть те, кого она любила, найдут ее здесь, ближе к ее Богу.
Именно это не давало мне покоя: не убила ли Мадлен эту ни о чем не ведающую женщину, чтобы вселиться в ее тело? И хоть мне хотелось похвалить Мадлен за ее вроде бы добрый
Наконец Мадлен заговорила, на этот раз… другим голосом:
— Встань на колени рядом со мной. Я тебя не вижу… Эта шея совсем перестала гнуться…
Я повиновалась.
— Пожалуйста, — попросила я, — не говори этим голосом. Я, в конце концов, привыкла к твоему, и мне невыносимо напоминание о том, что я здесь с…
— Хорошо… Теперь слушай, ведьма. Я пришла… Я пришла, чтобы поблагодарить тебя.
Если бы кто-то был сейчас рядом с нами, голос Мадлен показался бы ему движением воздуха, словно от трепыхания крыльев одинокого голубя, которого я заметила высоко под сводами нефа. Ее голос стал немного иным, звучал суше. И все же в нем оставалось и что-то водянистое, как в переполненной канаве; возможно, ее голос изменился, когда я прибегла к колдовскому искусству, чтобы остановить кровь… Наверно, именно за это она пришла благодарить меня.
— Заклинание тогда подействовало? — спросила я, хотя знала, что так оно и было. — Кровь…
— Да. Надо надеяться, что твое ремесло будет иметь такую же силу и на перекрестке дорог .
— Понимаешь, я не имею представления, как… Не знаю, смогу ли я…
— Поэтому я и пришла. Поэтому и следовала за тобой, проникнув в это остывшее тело .
— Но зачем?
— Чтобы поблагодарить тебя и рассказать больше о нашей миссии, как называет ее Себастьяна.
Я промолчала. Кто же наконец расскажет мне то, что я должна знать, да так, чтобы не приходилось все это выпытывать, делать умозаключения, гадать, беспокоиться и недоумевать?
— Ты, конечно, знаешь, что вот уже две сотни лет я пытаюсь умереть и таким образом избежать своей участи. Я испробовала столько различных способов…
Она умолкла. Я наблюдала, как она неловко пыталась свести вместе свои неживые руки, судорожно сжимая их, чтобы принять позу молящейся.
— Да, я слышала, как вы говорили с отцом Луи, но не знала, что вы имели в виду.
— Конечно, ведьма, откуда тебе это знать?
— Так расскажи мне! — воскликнула я, сама себе удивляясь. — Расскажи все, что ты знаешь о смерти!
После этого мы обе — enfin [115] , все втроем — долго сидели в пустом соборе, глядя перед собой.
Наконец Мадлен заговорила.
— За годы, прошедшие после моей смерти, я много путешествовала с единственной целью: найти путь, ведущий назад, в жизнь. Пожить еще хотя бы немного — вот все, чего я добивалась, но всегда тщетно. Меня не интересовало, какую я обрету телесную оболочку — будь то ребенок или нищенка, дурак или монашенка, — я хотела лишь вернуться к состоянию смертности, снова жить, зная, что потом умру по-настоящему и окончательно. Покончить с этой бесконечной отсрочкой… с этой подвешенностью в вечности, на которую меня обрек некий церковный обряд или ритуал.
115
Здесь: словом (фр. ).
— Ты думаешь, это церковь так с тобой сделала?
— Уверена. Это сделала церковь, это не божеское деяние… Но как это произошло, понятия не имею . — Под вуалью я увидела повернутое ко мне лицо Мадлен поверх того, другого лица, отделенное от него. — Но если я не знаю, как это случилось, могу ли я отменить сделанное? По силам ли это кому-нибудь или чему-нибудь?
Конечно, и ход моих мыслей был схожим: как мне отменить сделанное? Вместо того чтобы задать этот вопрос, я сидела и слушала. И наблюдала. В прохладном полумраке многоцветных теней собора я любовалась руками… той женщины, чье телесное обличье приняла Мадлен. Красивые, длинные и тонкие пальцы, хорошо ухоженные ногти. Ничего похожего на растрескавшиеся, переросшие, закручивающиеся ногти Мадлен, всегда грязные… словно она разрывала ими могилы.
Мадлен вновь заговорила.
— Единственное, что мне стало ясно за долгие годы поисков: я не смогу вечно сносить эту участь. Не смогу! Мне нужна жизнь целиком или смерть целиком. Терпеть и дальше… этот застой я не в состоянии!
Она замолчала, а я отвернулась и увидела старика, стоящего на коленях рядом с отсвечивающей красным кружкой для пожертвований; о его великом горе свидетельствовали крепко сжатые в молитве руки и подрагивающие плечи.
— В поисках выхода я перепробовала все церковные ритуалы, но безуспешно. Осталась последняя надежда. Мы отправились в путь, чтобы извлечь из могилы мои останки, погребенные в неосвященной земле для самоубийц у перекрестка дорог. Я была осуждена на это: в освященной церковью земле таких, как я, не хоронят. Может быть, удастся что-то сделать в темноте при новолунии, если над останками будут совершены определенные обряды отцом Луи и тобой — новой сильной ведьмой… Может, я найду наконец успокоение — умру окончательно.
Я и в своей-то судьбе не была властна, а теперь судьба Мадлен целиком зависела от меня! Все, что только можно придумать в утешение, это жалкое:
— Я постараюсь, Мадлен. Обязательно.
— Да, постараешься , — отозвалась та.
— Но какие заклинания мне надо читать? Ты упоминала какие-то обряды…
— Да, обряды. Колокол, книга и свеча. Знакома ли ты, ведьма, с ритуалом отлучения?
— Нет, — сказала я, добавив: — Но ведь эти обряды должен совершать священник, верно?
Мадлен иронически засмеялась:
— Нет уж, спасибо. Хватит с меня священников. К тому же Себастьяна говорила, что ты имеешь доступ к мирам, к которым священники и язычники могут лишь обращать молитвы.
— Но почему я?
— Новую ведьму не так легко заполучить, — сказала Мадлен. — Я ждала …
— Я хотела сказать: почему я, а не Себастьяна?
— В далеком прошлом, когда она была еще новой ведьмой? Я повстречала Себастьяну во времена террора, когда ее сила уже иссякла, к тому же она не осмеливалась прибегнуть к колдовству, опасаясь невольно вызвать такие бури…