Книга третья. Ковчег
Шрифт:
– Да помогите же, болваны!
Пребывавшие до сих пор в ступоре наемники начали, наконец, приходить в себя. В воздухе мелькнула пивная кружка. Неуловимый взмах меча – и две половинки кружки, разрубленные точно пополам, опали на пол. Хелга подцепила кончиком меча за ручку одну из половинок и подняла высоко вверх.
– Если кто-нибудь шевельнется – его голову ждет то же самое. – Она выполнила быстрое движение клинком, и нанизанная на меч половинка, преодолев небольшое расстояние, впечаталась в лоб бросившего, отчего тот присел на пол, закрыв лицо
Между тем, Хелга, не спеша, подошла к сержанту и кончиком меча поддела и вспорола его широкий поясной ремень.
– Эй, что ты делаешь, сучка?
Так же молча Хелга аккуратно вспорола брюки сержанта и его исподнее, явив присутствующим две половинки его нежирного зада.
– Что ты делаешь, тварь? Да я тебя… – сержант продолжил перечень дополнений к «Камасутре». Дождавшись небольшой паузы, Хелга произнесла:
– Мне очень жаль, солдат, что тебя плохо воспитали в детстве родители. Придется мне восполнить этот пробел. – Говоря это, она зашла сбоку от сержанта, чтобы контролировать присутствующих, и с оттяжкой опустила плашмя меч на подготовленный плацдарм. Сержант невольно вскрикнул от боли и неожиданности. Плацдарм пересекла багровая полоса.
– Раз…
В этот момент в проеме двери появилась Ингрид. Моментально оценив ситуацию, она ухмыльнулась и, выхватив меч, заняла позицию, позволявшую контролировать всех в зале. Появилась она весьма своевременно: солдаты, с которых уже слетел хмель, начали осознавать происходящее и судорожно хвататься за рукоятки мечей, но вновь замерли. Не успевшие покинуть заведение посетители с нарастающим любопытством наблюдали за разворачивающимся действом, и на их лицах все чаще мелькали с трудом сдерживаемые ухмылки.
– Два…
– Постой! Может не надо так-то? Давай, как солдат с солдатом. Я проставлюсь, как положено, а? – тон вновь подавшего голос сержанта заметно изменился.
Хелга, покачав головой и вспомнив одну из земных комедий, просмотренных в учебном центре Дальразведки, произнесла не понятую свидетелями событий фразу на неизвестном языке, принятую за молитву:
– Надо, Федя, надо. Три…
Ингрид неимоверным усилием сдержала смех.
– Тридцать. Пожалуй, хватит. Надеюсь, теперь ты усвоил, как следует обращаться к сестрам Святой Увещевательницы Урзулы в общественных местах.
Плацдарм, над которым трудилась Хелга, превратился к этому времени в багрово-синюю двуспальную подушку. Всю процедуру давно протрезвевший сержант мычал от боли, стыда и унижения, прекрасно понимая, что его авторитет подорван бесповоротно и окончательно на всю оставшуюся жизнь.
– Я так понимаю, вы собрались на войну? Ничего, в атаку ходить сможешь. А вот кушать и выпивать пару месяцев придется стоя, уж извини. Да и по прямому назначению использовать свой огузок тебе будет трудновато. Ду, да как-нибудь… Пошли, сестра, – произнесла она, поворачиваясь к Ингрид. – Мальчики тут сами приберутся…
Они вышли из таверны и, обойдя здание, поднялись в свой гостиничный номер с другого хода.
Когда полчаса спустя компания абсолютно трезвых наемников покидала таверну, можно было услышать комментарии многочисленных зевак, собравшихся у входа: «настоящие солдаты идут». Солдаты лишь молча стискивали рукоятки мечей.
Походка их предводителя при этом была весьма специфической, как и шкафоподобного громилы, входившего в состав отряда.
Через пару часов о происшествии в таверне знал уже весь Лис. Когда утром Ингрид и Хелга покидали гостиницу, их провожало чуть ли не все население ярмарочного городка и многочисленные гости, которым вечно пьяные наемники доставляли много хлопот.
– Засветились все-таки, – констатировала Ингрид, но по выражению ее лица нельзя было сказать, чтобы этот факт ее слишком огорчал.
… Так ты говоришь, – не помнишь, что сказала монахиня, когда сержант предложил ей решить дело миром? – пожилая женщина буквально сверлила бармена пронзительным взглядом.
– Не расслышал, сестра, виноват. По-моему, какую-то молитву прочла.
– Почему так решил?
– Ну… так же непонятно, как в молитвах.
– Дурак. Ладно, смотри сюда. – Она извлекла откуда-то медальон и начала раскачивать его перед глазами бармена. Спустя минуту он уже спал, убаюканный этим гипнотическим маятником.
– Что сказала монахиня, когда сержант предложил ей проставиться? – повторила она недавний вопрос особым голосом.
– Она сказала: «Надо, Федя, надо». – Последние три слова прозвучали на незнакомом языке.
– Опиши подробно внешность сестер.
Через несколько минут пришедший в себя покинул комнатку, где проходил допрос.
– Ты что-нибудь понимаешь, сестра? – обратилась проводившая допрос женщина к своей более молодой напарнице.
– Нет, ничего не понимаю. Это явно не наши. Наши сестры там просто не могли оказаться в это время. Да и язык этой молитвы… Я не знаю такого языка.
– Я тоже. – Пожилая монахиня побарабанила пальцами по столу. Но как все было проделано, а? – Она усмехнулась, вспомнив рассказ бармена.
– Да уж, – усмехнулась в ответ молодая монашка. Действовали они явно во славу ордена.
– Верно. И все же в этой истории нужно разобраться. Нужно найти этих монахинь. Дай задание. – Пожилая монахиня на секунду задумалась. – И вот еще что. Извести всех наблюдательниц, чтобы немедленно докладывали о появлении незнакомых сестер нашего Ордена в зоне их ответственности.
– Будет исполнено.
Глава тринадцатая
Четверо всадников трусцой въехали в открытые ворота в заградительной стене из заостренных кольев, отсекавшей деревушку от Степи. Их внешний вид не вызывал сомнений о роде занятий. Всадники были вооружены до зубов и облачены хоть и в поношенные, но очень дорогие доспехи из кародской стали. Передовой дозор батодов, защитников земли лорской.
Навстречу им заспешил староста деревни.
– Почему ворота открыты, староста?