Книга замет – Добрых примет
Шрифт:
Жизнь, конечно, любит вставлять палки в колёса, но как оставаться жизнерадостным и открытым душой, проявляя при этом меркантилизм и перестраховку во всём, стараясь быть не уязвимым в разных обстоятельствах – вот дилемма.
Сентябрь 2011
Женская интеграция
Женщина, как более податливая и пластичная, является благодатной средой для новых веяний, образов, интервентных мыслеформ. Данный эффект можно легко отследить, наблюдая за какой-нибудь сложившейся парой. Черты внешности и поведения женщины напоминают черты её спутника. При этом, конечно, можно утверждать, что и мужчина перенял какие-то характеристики своей подруги, но данные последствия, как правило, менее заметны, возможно, это объясняется меньшей гибкостью мужского начала, грубостью его сущности, черт, которые сложно изменить.
Однако в женском свойстве податливости заложено очень полезное умение принимать, и перенимать необходимые условия для эффективного взаимодействия с окружающим миром. Так именно женщина способна тонко и точно чувствовать необходимость тех, или иных манипуляций в семье. Она как в своей творческой лаборатории научается, и воспринимает коды своего мужчины, детей, и способна наиболее эффективно и своевременно манипулировать ими. Она становится сердцем семьи, какого-нибудь коллектива, к ней протягиваются невидимые «пуповины» от окружающих её людей, и она начинает их чувствовать, как свои собственные части тела. Женщина точно знает, когда и как удовлетворить мужа, чем больны, или обеспокоены её дети. Женщина более податливая, но в то же время и более интегративная человеческая сущность.
Декабрь 2011
Конституция «Порционика», и вытекающая из неё гипотеза
Из простого дурачества родилась целая теория. Когда войдя в раж дележа продуктовых припасов между подругой, и решив создать внутридомовую конституцию под названием «Порционика», в которой бы первым пунктом стала «защита» продуктов питания от несанкционированного хищения, а вторым – обязательное порционирование, и справедливое распределение между членами семьи всех пригодных к употреблению пищевых продуктов. В результате подруга, варварски, то есть намного быстрее, чем я, съев собственную долю пищи, не удовлетворившись ею, вдруг стала покушаться обманными и силовыми методами на мою честную долю. При этом стараясь внушить мне законность этих своих воровских поползновений, прикрываясь вторым же пунктом выдуманной конституции «Порционики», дескать, всё пригодное к употреблению следует подвергнуть справедливому распределению и порционированию…
Итак, я стал защищаться не только на физическом поле, но и на вымышленном юридическом, причём основным моим аргументом было то, что второй пункт чисто разумно нельзя применять к уже поделённой и отошедшей в чью-то собственность половине пищи. И как-то невзначай сравнил её безумные требования с тем, как бунтует нищая половина человечества, выдвигая права на владения богатых. С одной стороны кажется абсурдным вышеприведённое сравнение, ведь считается, что именно богатые обдирают и без того малообеспеченных людей. Однако есть и доля правды в том суровом и неугодном для преобладающей массы человечества безжалостном предположении: что бедняки – это как раз те люди, которым когда-то было дано не меньше, чем богатым. Только бедняки настолько бездарно и быстро растратили свою данность, что теперь вынуждены завидовать и просить у богатых часть их выслуженных благ.
Декабрь 2011
Всё яснее отмечаю наличие разума у братьев наших меньших
Чем дольше живёшь с каким-нибудь человеком, тем больше узнаёшь в нём повадки животного. За исключением моментов, когда через собрата по разуму вещает божественное начало, в каких-то ситуациях, когда он поражает непредсказуемостью и мудростью, или иными совершенными проявлениями. В остальное же время, в которое свидетелем становишься поневоле из-за сожительства, твой собрат по разуму ведёт себя всё больше как представитель животного мира. Он ест, ходит в туалет, моется, спит, снова ест, идёт на поводу разных вредных привычек, инстинктов, желаний, всевозможных животных начал, и оттого как-то больше своего сородича почитаешь за домашнего питомца, который правда время от времени способен показывать истинную человеческую природу. Вот и сам за собой, если внимательнее присмотришься, узнаешь какого-нибудь чудного представителя фауны…
С другой стороны, понаблюдав непосредственно за самими животными (здесь уже без иносказаний имею в виду братьев меньших), в первую очередь подметил за ними, конечно же, положенные им животные повадки. Но уж очень эти их повадки смахивают на «оживотненные» аналогии собратьев по разуму. Одно лишь отличает обоих друг от друга – наличие у человека речи и поражающих разумностью проявлений.
Но стоп, чего греха таить, ведь и за животными водится множество примеров этих самых, поражающих разумностью проявлений. А как трогательно однажды тыкался в мой нос и щёку кот, и лизал глаза, чтобы я их открыл, когда я нарочно притворился бездыханным. Кот ведь явно поймался на мою уловку под названием «притворился мёртвым», и в то же время кот наглядно показал беспокойство за жизнь хозяина – это безусловный пример разумности. Но есть и гораздо более явственные и яркие примеры.
Да вообще животные в своём « молчаливом биоритме » напоминают молчаливого же человека. Ведь смотря на собрата по разуму, редко, когда догадаешься о чём тот думает, в то время как он ест, спит, пьёт, но у нас просто априори не вызывает сомнений, что он разумное существо, и что он мыслит… Так и наблюдая за молчаливыми животными , у нас срабатывает обратная предвзятость, и нам почему-то невдомёк, что они тоже мыслят, только несколько иначе, что они тоже разумны! Только проблесков разумной совершенности у них бывает на порядок меньше, чем у человека, но в остальном « фоновом режиме » они так же мыслят, и осознают себя. И конечно, даже, муравей и пчела способны осознавать себя частью собственного коллектива, так уже не говорю о приматах, псовых, кошачьих – эти и подавно переживают наличие собственного «Я». Просто для нас, не понимающих их языка, они всё больше живут в « фоновом биоритме », вот и привыкли мы не считаться с животными, как с носителями разума и духа. Но мне почему-то всё больше кажется, что и тем и другим они обладают.
Февраль 2012
Роли и характеристики врачей разных родов
Посетив как-то кардиохирурга и соотнеся эту явку со всеми своими предыдущими приёмами у специалистов данной области, отметил интересную особенность. Что кардиохирурги, и наверняка остальные хирурги, специализирующиеся на важных и сложных человеческих органах, как врачи связанные непосредственно со всеми операционными процессами, от которых напрямую зависит жизнь человека, насмотревшись на множество трагедий и спасений, работая на грани жизни и смерти, когда между реальностью и чудом существует только невидимый, едва уловимый нюанс – то хирурги, по-моему, сравнимы с военными, вернувшимися из горячих точек, и лучше других врачей знают что почём, где место и время для волнения, а где не стоит даже беспокоиться. И тенденция такова, что именно кардиохирурги чаще других давали взвешенные выводы, они чаще других успокаивали мои неоправданные волнения по поводу сердечных дел. Кардиохирурги никогда не паникуют, они точно знают, когда вопрос заходит об операции, а когда человек поддался тревожной магии цифр на своих кардиограммах.
Однако более других врачей склонны поддаваться волнениям и переживаниям пациентов – терапевты. Они – словно «диспетчеры» здравоохранительной системы, и как «тревожные звоночки» следующие после наших собственных болезненных симптомов и проявлений дают знать, что в организме что-то развивается не по здоровому сценарию. Терапевты – это те же пациенты, только более опытные, знающие в случае чего какие сдавать анализы, и в какие дальше инстанции здравоохранения обращаться.
Ну а так как я рассматриваю здесь мед-систему, связанную с сердечной деятельностью, то следующими на очереди являются ревматологи, и кардиологи, у которых я тоже практически завсегдатай, именно их руками написаны мои тома «войны и мира» в амбулаторных карточках, так что успел о них сложить представление. Ревматологи и кардиологи больше всего похожи на заботливых мамочек, и бабушек. Они словно не бывали в горячих точках, где бывали кардиохирурги, но очень заботливо и чутко понимают насколько могут быть опасными «бои» за жизнь и смерть. Так что склонны, впрочем, как и терапевты, выписывать кучу лекарств, больше верить цифрам и показаниям аппаратов и анализов, предостерегать, волновать, и поддаваться волнениям вместе с пациентом.
Только кардиохирурги, как уже выше отметил, остаются спокойными, чётко представляя до какой стадии пациент может использовать ресурсы собственного организма, где он должен жить и радоваться жизни, а потому дают оптимистичный настрой, а где сам вопрос жизни уже становится спорным, и оказывается необходимым и оправданным риск оперативного вмешательства. Ибо кто, как не сами кардиохирурги знают наверняка, какими рискованными бывают операции, что это не панацеи. И порой ресурсы организма, даже в каком-нибудь шатком состоянии здоровья, способны дать больше шансов на выживаемость, нежели сложная рискованная операция, где всегда присутствует человеческий фактор, и все надежды только на профессионализм бригады хирургов, которые при своей работе не надеются ни на какое из провидений и чудес, а целиком и полностью взваливают на себя ответственность за человеческую жизнь. Вот поэтому им так не просто иной раз брать эту ответственность на себя.