Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
Мы с ней написали в Лауксаргяй. Мы послали копии фото и плана. Этого оказалось достаточно, чтобы литовцы, молодые и старые, включились в поиски могйлы неизвестного француза. Искали местные власти, искали учителя, искали комсомольцы и пионеры, сельские жители, специально приезжал на поиски молодой журналист из соседнего городка.
И вот наконец телеграмма председателя сельсовета и мой разговор по телефону с Огюст.
— Я еду,— раздался в трубке такой давно знакомый, анемичный голос вдовы Лабрейс.— Я хочу перевезти останки Пьера сюда, на фамильное кладбище.
Еще какой-то срок понадобился на разрешение и необходимые формальности. От риомцев я узнал: Огюст уехала в Советский Союз.
Продолжаю через два месяца.
Она пришла ко мне седая, располневшая, богато и провинциально одетая, но по виду все такая же «телка». Возвращается из СССР к себе в Риом, решила на денек остановиться в Париже — повидать в Бельвилле старых друзей.
Я осторожно спросил:
— Ты... сопровождаешь прах?
Она, видимо, не расслышала. Теребила бахрому накидки, думала о своем, смотрела поверх моей головы. Наконец, сказала медленно и очень раздельно:
— Я виделась с ней. Настоящая вдова Пьера не я — она. Это она ходила все эти годы за могилой, она на всю жизнь осталась одинокой. У нее больше прав на Пьера. Я оставила его ей.
Она помолчала, подумала:
— И зовут ее, как и меня — Огюст.
13. ЛАСКОВЫЙ ГИ
Желтая Коза вышла из своей конурки навстречу возвращающейся с работы Сими.
— Мадам Назер, мне хочется поздравить вас с удивительным мужем, — торжественно объявила она, — Он поразительный человек. Не только никаких упреков по поводу приемыша, но взглянешь на них — воркуют, как любящие родные отец и дочь.
— Ах, вы не поверите, мадам, как я этому рада! — взволнованно отвечала ей Сими — По правде говоря, я так боялась за Диди и... признаться, за себя тоже. Ведь не всякий мужчина...
— А я была просто-таки уверена, что мсье не оставит в доме эту бедную малютку, — продолжала, не слушая ее, Коза — и что на ванту долю придется тоже немало неприятностей. А вчера смотрю — идут оба из города, и у Клоди флакон духов, который ей только что купил ваш муж. Чудеса, да и только.
— Не сглазить бы,—суеверно пробормотала Сими,— я так боюсь!
— Что вы, у меня очень добрый глаз,—уверила ее Коза и для полной убедительности вытаращила свои желтые козьи глаза,— Говоря! даже, что я всем приношу счастье.
— Дай-то бог, — вздохнула Сими и стала быстро подыматься по лестнице: пока Ги нет дома, надо сварить новую порцию пасты «Нега», как назвала ее хозяйка парикмахерской Мишлин.
К радости Сими, паста имела успех, клиентки ее быстро раскупали, и Мишлин усердно рекламировала изобретение своей молодой помощницы. Правда, Мишлин потребовала себе «за рекламу» изрядный процент. И все-таки кое-что оставалось и Сими, и Ги теперь может устраивать с Жюлем свои пирушки, бывать в кафе, играть на бильярде, ставить небольшие суммы на лонгшанских скакунов и покупать себе толстые вязаные свитеры и красивые рубашки и...
Но тут Сими оказалась уже дома и бегом бросилась к плите: скорее, скорее за работу, чтобы до возвращения Ги успел выветриться приторно-лакричный, с примесью гвоздичного масла и дешевых духов запах пасты «Нега» — знаменитой пасты мадам Назер, выводящей совершенно легко и безболезненно волосы там, где они не должны расти. А то Ги непременно еще в дверях потянет носом, весь сморщится и скажет:
— Опять варила эту мерзость? Провоняла весь квартал. Опять на лестнице не продохнуть. Наверное, все жильцы жалуются на тебя Желтой Козе. И когда ты перестанешь возиться с этим отвратительным зельем?!
Ах, как хотелось бы Сими в ответ на эти упреки сказать Ги, что «зелье» кормит их и оплачивает все забавы и прихоти Ги. Ведь Сими отлично знает с самого возвращения из тюрьмы Ги и пальцем не шевельнул для того, чтобы найти работу, наняться куда-нибудь. В первое время он еще проглядывал страницу «требуется» в «Монд» и других газетах, которые приносила ему Сими, а теперь даже не интересуется ими. Где-то болтается до поздней ночи, сидит по кафе с Жюлем, ободрительно похлопывает Сими по худеньким плечикам:
— Держись своего мужа, девочка. С таким мужем, как я, не пропадешь!
Или мимоходом бросит с самоуверенным видом:
— Зарабатывать гроши — это занятие для тупиц! Настоящие люди сразу загребают куш — на всю жизнь! Не тушуйся, Сими, скоро мы с тобой отправимся на «люксе» вокруг света и ты будешь у меня ходить в платьях от Кардена, как королева английская.
Можно было бы принять такие разговоры за обыкновенную болтовню молодого гуляки, но Сими они смутно тревожили — уж очень часто возвращался к ним Ги.
И еще эта внезапная дружба с Клоди! С одной стороны, дружба эта радовала Сими несказанно, но с другой — ей делалось как-то не по себе, когда Ги то и дело расхваливал Диди — ее ум, ее ловкость, ее миловидность, ласкал ее, дарил дорогие вещи. Ведь она хорошо помнила - это было совсем-совсем недавно — Ги требовал, чтоб Сими любым способом избавилась от девочки, пристроила ее к каким-нибудь благотворителям, отдала в государственный дом призрения сирот; жаловался, что Клоди висит у них на шее, а главное, ему, Ги, мешает нормально жить.
И вдруг такая перемена! Ги даже своего дружка Жюля заставил войти в эту дружбу: вместе они брали девочку прокатиться на машине в Нормандию, к морю, и Жюль там показывал ей виллу, доставшуюся ему по наследству, и свою свирепую собаку по кличке Казак. Кажется, после этой поездки он заговорил о том, что завидует Ги, завидует тому, что у друга завелась такая дочка — умница, красавица, с такими блестящими способностями...
— Я бы тоже хотел завести дочку. Только маленькую, чтоб она не помнила ничего из прошлой жизни,— не раз повторял Жюль.