Книжный мотылек. Гордость
Шрифт:
Глава 1
«Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену». Да-да, я снова заперлась в помещении, где хранился архив семейных документов. Удобно устроившись в большом, старинном кресле я, в очередной раз, собиралась сбежать от реальности в мир героев романа «Гордость и Предубеждение». Старинный синий переплёт с потускневшим серебряным тиснением, серебристый же обрез, пожелтевшие страницы с заломами и потертостями, синяя закладка-ляссе, экслибрис с пушистой лисичкой, обнимающей хвостом стопку книг, и дарственная надпись «Елизавете Лисициной в день совершеннолетия от мамы» делали эту книгу поистине бесценной. Бесценной для меня, конечно же. В наш век скоростного галанета и многочисленных гаджетов читать бумажные книги было необычно. Думаю, что большинство «девочек Лисси» не знали не только о том, что в нашей библиотеке лежит книга, принадлежащая когда-то бабушке Лисси, но и о том, что этот роман Джейн Остин есть у нас в печатном виде.
Хотя конечно,
Нет, отбиться от организованной экскурсионной группы мне не составило особого труда — стоило только потолкаться немного во всеобщей неразберихе, а потом, незаметно, скользнуть в библиотеку и, плутая между стеллажей прокрасться в архив, ключ от которого мне выдали так давно, что никто уже и не помнил, что он у меня есть. На этом мое везение кончилось. Старшие Лисси устроились на открытой веранде, подсмотреть или подслушать происходящее на которой было бы крайне затруднительно, поэтому я, прихватив синий томик «Гордости и Предубеждения», а также вазочку с орешками, удалилась обратно в помещение архива и заперла за собой дверь. И теперь я сидела и дулась: на Старших Лисси, что до сих пор видят во мне ребенка, на Соню, которая не удосужилась даже написать мне за все это время, хотя после ее отъезда на ТриОН мы созванивались каждую неделю и могли говорить часами, да и на саму себя, потому что мне опять не хватило решительности настоять на своем.
Тогда, три года назад, после Сониного побега я тоже было задумалась о переезде, тем более, что после первого курса перевестись в другой университет было куда как проще, чем поступать «с чистого листа». Правда, как только я заикнулась об этом — у мамы предательски заблестели глаза, и я больше не поднимала тему. У причины маминой болезненной реакции было имя, и это имя было — Ксавье. Когда мои родители, Вероника Лисицина и Матье Дюбо встретились, им обоим было немного за тридцать. Разочаровавшись в отношениях, они оба не ждали ничего особенного от «легкого курортного романа». Но, неожиданно для самих себя, не смогли расстаться, когда маме пришло время возвращаться домой. Мой старший брат Ксавье появился на свет через положенное «в приличных семьях» время после свадьбы, и родители не хотели останавливаться на достигнутом. Но беременность все не наступала. И лишь через шесть лет, когда мама окончательно смирилась, и грустно шутила, что она будет единственной девочкой Лисси, которая не родила дочку, их желание исполнилось. Так что я была еще более поздним ребенком, чем мой брат. Мой отец сам сделал мне колыбельку. Мама говорит, что он мог часами сидеть возле меня и смотреть, как я сплю. Кроме этого папа был готов беспрекословно носить меня на руках или примотав к себе вновь вошедшим в «родительскую моду» шарфом-слингом. Так что я росла весьма домашним ребенком, которого пытались всеми способами обезопасить от внешнего мира. Но дальше стало только хуже.
Всеобщий любимчик Огюст, красавчик, баловень Судьбы и папин кузен, погиб, когда мне исполнилось пять лет. Погиб в нелепой аварии на Большой галактической гонке, которая должна была поставить красивую точку в его карьере пилота. Кроме всего прочего, оказалось, что за дядей Винсентом, отцом Огюста, титул виконта Сен-Мар теперь будет наследовать мой папа. Мы все оказались не готовы ни к смерти Огюста, ни к новости про титул. Дядя Винсент сильно сдал после смерти своего единственного сына, и быстро последовал за ним, стребовав с моего отца клятву, что хотя бы Ксав будет воспитан надлежащим для аристократа образом. Так, в тринадцать, Ксав покинул и родителей, и Изначальную Землю, и отправился в Тауссет, закрытую частную школу для мальчиков в столице Империи Мейденвел, на планетке с помпезным названием «Новый Мейфер», где учились сливки Имперской знати.
Нет, Ксав никогда не жаловался. Он, как положено, звонил домой по галанету каждую субботу, и первые три года приезжал на все каникулы домой. Однажды, на третьем курсе, на Рождество, даже привез с собой погостить приятелей. Если высокий, нескладный, черноволосый Рауль ходил по поместью с невероятно надменным
Маме же эта внезапная самостоятельность Ксава давалась нелегко, и я знала об этом, поэтому все мои поездки на школьные экскурсии или к друзьям готовились загодя, с привлечением тяжелой артиллерии в лице папы. Об учебе где-то вне Изначальной же мне, увы, пришлось забыть. У меня оставались две отдушины — кузина Соня и книги из семейной библиотеки, которые позволяли мне строить свой собственный, восхитительный мир и сбегать в него из суровой действительности.
А семь лет назад Ксав женился. О невесте его мы знали только то, что она работала стюардессой в одной из Флай-компаний на Изначальной, и познакомились они во время перелета. Отец, помнится, понаблюдав на семейном обеде за скромной, очень миловидной Моник, произнес длинную для него, прочувствованную речь. Основной смысл речи сводился к тому, что папа безмерно счастлив, что Ксав не привел в дом глупенькую, хорошенькую аристократичную дебютантку, все таланты которой сосредоточены в умении рисовать посредственные акварели, музицировать на домашних вечерах и поддерживать разговор. Я только вздыхала — все эти умения входили в «обязательный перечень необходимых знаний для подрастающих девочек Лисси», и я полила за время учебы слезами не одну гипсовую голову.
Мне уже тогда показалась подозрительной нарочитая покладистость Ксава, который лишь улыбался и кивал отцу в ответ. На прием в честь объявления помолвки Моник и Ксавье, как, впрочем, и на предсвадебные приемы меня не брали — возрастом не вышла. Свадьба же, состоявшаяся через почти неприличные два месяца после помолвки, была полна откровений. Например, выяснилось, что замок, в котором молодые устраивали торжество, принадлежал родителям Моник. А скромно одетый в патриотичный, пошитый на Изначальной костюм отец невесты, которому принадлежал простой и функциональный флайбус, на самом деле граф. Да и мама Моник оказалась успешным ландшафтным дизайнером, своими руками воссоздавшим и поддерживающим исторические сады вокруг замка. Со своей стороны родители Моник с удивлением обнаружили, что их обожаемая девочка вступает не только в брак, но в число Девочек Лисси. В общем, к обоюдному удовлетворению наши родители прекрасно поладили. Более того, выяснилось, что моя мама и мадам Сильви закончили один и тот же университет с разницей в несколько лет, что удивительным образом сблизило их.
В тот год мне только исполнилось пятнадцать, и я страшно завидовала Птичке. Она, хоть и была на год младше, уже обзавелась не только плавностью линий, но даже и весьма заметной грудью. Я же больше напоминала анатомическое пособие из кабинета биологии нашей «Школы с углубленным эстетическим развитием». Внезапно удлинившиеся ноги и руки доставляли немало неудобств, от того, что их надо было куда-то девать и как-то управлять ими. Резкий же скачек роста привел к тому, что к свадьбе Ксава купленное загодя пышное, розовое «принцессное» платье стало несколько короче, чем планировалось, да и атласная лента переместилась с талии под условную грудь. К сожалению, обнаружилось это досадное обстоятельство за пару часов до мероприятия, уже в замке семьи Моник, и изменить что-либо было невозможно. Платье мне нравилось, поэтому, повздыхав, я решила, что в борьбе между джинсами и пеной розовых кружев кружева ведут с разгромным счетом. Волосы мне уложили валиком, и надели сверху маленькую розовую же шляпку с перьями. Я взглянула в зеркало на свои острые колени и локти, постаралась одернуть платье вниз, и, вздохнув, признала, что некоторые вещи ничем нельзя исправить. Впрочем, ни один из гостей не позволил себе ни обидных взглядов, ни ехидных комментариев, а если вы были пятнадцатилетней девочкой, то знаете, как это может быть важно.
Церемония в саду была прекрасна. Ксавье в темно-синем свадебном сюртуке, оттененном нежной бутоньеркой на лацкане, белом вышитом жилете, с причудливо завязанным галстуком, казалось, сошел с одной из картин в замке. Моник была одета в кремовое платье в стиле ампир, голова и плечи её были покрыты вуалью. Когда Рене, отец невесты, вел её к алтарю, установленному под аркой из живых цветов, она казалась хрупкой, трогательной и беззащитной. Я видела, какими жадными глазами брат смотрит на Моник, опирающуюся на руку отца, и мечтала, что когда-нибудь у меня будет такая же свадьба. Само собой, без друзей Ксава не обошлось — мрачный Рауль в одежде, сочетающей черное и серебро, был шафером, а смешливый Николя, прилетевший на свадьбу со своей невестой, белокурой красавицей Элен, исполнял роль друга жениха. Впрочем, надо отдать Раулю должное — он так и не смог испортить праздник, видимо, не особенно и старался.