Княгиня Ольга
Шрифт:
Поражало воображение внутреннее убранство храма. Над престолом возвышался в виде башни балдахин из золота, кровля которого покоилась на золотых и серебряных колоннах, украшенных инкрустацией из жемчуга и бриллиантов и кроме того лилиями, между которыми находились шары с крестами из массивного золота в 75 фунтов весом, осыпанные драгоценными камнями; из-под купола балдахина спускался голубь, изображавший Святого Духа, внутри этого голубя хранились Святые Дары. По греческому обычаю, престол был отделен от народа иконостасом, украшенным рельефными изображениями святых; иконостас поддерживали 12 золотых колонн. В алтарь вели трое ворот, задернутых завесами. Посреди церкви находился особый амвон, имевший полукруглую форму и окруженный балюстрадой, над ним тоже был балдахин из драгоценных металлов, покоившийся на восьми колоннах и увенчанный
Посмотрим на тогдашний Константинополь глазами великой княгини, правительницы большого государства, оценивающей увиденное. Ольгу-женщину мог увлечь сказочный Царьград, а Ольга-княгиня видела, что далеко не все может быть соотнесено с Русью в этой чужой жизни. Да, акведук Валента – канал над городом – чудо строительной техники, но к чему он в Киеве? В Царьграде нет пресной воды, а в Киеве прозрачное течение могучего Днепра, что не уступит и самому Босфору.
Красота города пленяла. Но главная цель – переговоры с императором – была еще далека. Наконец на 9 сентября назначен прием у императора.
Прием Ольги императором в этот день проходил так же, как обычно проводились приемы иностранных правителей или послов крупных государств. Император обменялся с ней через логофета церемониальными приветствиями в роскошном зале – Магнавре; на приеме присутствовал весь двор, обстановка была чрезвычайно торжественной и помпезной. В тот же день состоялось еще одно традиционное для приемов высоких послов торжество – обед, во время которого присутствующих услаждали певческим искусством лучших церковных хоров Константинополя и различными представлениями.
Детали приема Ольги в Константинополе русские летописи не описывают. Зато относительно подробно о приемах Ольги (их было два: 9 сентября и 10 октября) написал сам император Константин VII Багрянородный. Император продемонстрировал Ольге свое величие, но сделал ряд отступлений от традиционных форм приема. После того как придворные стали на свои места, а император воссел на «троне Соломона», завеса, отделявшая русскую княгиню от зала, была отодвинута, и Ольга впереди своей свиты двинулась к императору. Обычно иностранного представителя подводили к трону два евнуха, поддерживавшие его под руки, а затем тот совершал проскинезу – падал ниц к императорским стопам. Такой прием, например, описывал епископ Кремонский Лиутпранд: «Я оперся на плечи двух евнухов и так был приведен непосредственно перед его императорское величество… После того как я, согласно обычаю, в третий раз преклонился перед императором, приветствуя его, я поднял голову и увидел императора совершенно в другой одежде». Ничего подобного не происходило с Ольгой. Она без сопровождения подошла к трону и не упала перед императором ниц, как это сделала ее свита, хотя разговаривала с ним стоя. Беседа русской княгини с императором велась через переводчика.
Ольгу отдельно приняла императрица, которую она также приветствовала лишь легким поклоном. В честь Ольги императрица устроила торжественный выход придворных дам. После небольшого перерыва, который Ольга провела в одном из залов, состоялась встреча княгини с императорской семьей, что не имело аналогий в ходе приемов обычных послов. «Когда император воссел с августою и своими багрянородными детьми, – говорится в «Книге о церемониях», – княгиня была приглашена из триклина Кентурия и, сев по приглашению императора, высказала ему то, что желала». Здесь, в узком кругу, и состоялся разговор, ради которого Ольга и явилась в Константинополь. Этого также не предусматривал дворцовый церемониал – обычно послы беседовали с императором стоя. Право сидеть в его присутствии считалось чрезвычайной привилегией и предоставлялось
В тот же день состоялся парадный обед, перед которым Ольга опять вошла в зал, где на троне восседала императрица, и вновь приветствовала ее легким поклоном. В честь обеда играла музыка, певцы славили величие царского дома, а танцоры показывали свое искусство… За обедом Ольга сидела за «усеченным столом» вместе с зостами – придворными дамами высшего ранга, которые пользовались правом сидеть за одним столом с членами императорской семьи, т. е. такое право было предоставлено и русской княгине. (Кое-кто из исследователей считает, что за «усеченным столом» восседала императорская семья.) Мужчины из русской свиты обедали вместе с императором. За десертом Ольга вновь оказалась за одним столом с императором Константином, его сыном Романом и другими членами императорской семьи. И во время парадного обеда 18 октября Ольга сидела за одним столом с императрицей и ее детьми. Ни одно обычное посольство, ни один другой посол такими привилегиями в Константинополе не пользовались. Следует отметить, что во время приемов Ольги императором не было ни одного другого иностранного посольства.
В этот день, вероятнее всего, и состоялась беседа императора с Ольгой, которую описал русский летописец: «И пришла к нему Ольга, и увидел царь, что она очень красива лицом и разумна, подивился царь ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей». Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цесарю: "Я язычница; сюда приехала услышать и понять закон христианский и, познав истину, желаю быть христианкой, если хочешь крестить меня, то крести меня сам – иначе не крещусь"». Император, услышав эти слова Ольги, послал распоряжение патриарху приготовить все необходимое к обряду крещения княгини. Итак, русская летопись подчеркивает, что инициатива крещения исходила от Ольги. Император эту идею принял и одобрил: «Царь же безмерно рад был этим словам и сказал ей: "Патриарху скажу"».
Почему с таким вопросом Ольга обратилась к императору, а не патриарху? В политике христианизации государств и народов в Византии, как известно, главную роль играл не патриарх, не церковные иерархи, а император, аппарат политической власти. Разумеется, и церковники, в том числе константинопольские патриархи, в соответствии со своим саном принимали участие в реализации этой политики, поскольку греческая церковь сама являлась частью феодальной государственной системы. Роль императора в вопросе христианизации отмечает и русский летописец, ведь именно к императору Константину и обратилась Ольга с просьбой.
В один из дней между 9 сентября и 10 октября в соборе Св. Софии состоялся торжественный обряд крещения. На императорском троне в парадных одеждах восседал император. Патриарх и весь клир в парадных одеждах совершали обряд крещения. Вся священная утварь, чаши, сосуды, ковчеги были из чистого золота и ослепляли сверканием драгоценных камней; книги Нового и Ветхого Завета, каждая весом по две квинты, с их золотыми переплетами и застежками лежали на видном месте. Из золота же были все священные принадлежности и предметы, необходимые в придворном церемониале при короновании и крещении высоких особ: семь крестов, каждый весом в одну квинту. В храме горело шесть тысяч канделябров в виде громадных гроздей и столько же было переносных подсвечников, каждый весом в 111 фунтов. Своды купола сверкали от сияния канделябров, серебряных лампад, висевших на бронзовых цепях. Гирлянды света проведены были по всем карнизам и бесчисленными огнями отражались в мозаике и драгоценных камнях.
Крещение состоялась. «И крестил ее царь с патриархом», – утверждает летописец. В крещении Ольга получила имя Елена. В крестильном имени пытались предугадать, точнее мистически ознаменовать судьбу, связывая имя с тем «соименным» святым, по которому оно дано, и с теми, кто это имя достойно – опять же с христианской точки зрения – носил. Еленой звали мать Константина Великого. Это она, христианка при сыне-язычнике (а Константин принял крещение едва ли не на смертном одре), отправилась в Палестину, чудесно обрела там величайшую христианскую святыню – крест, на котором распяли Христа. Та, «древняя Елена», много радела об укреплении христианства в Римской империи. Вот на такую роль матери-христианки при сыне-язычнике, который под ее влиянием примет истинную веру, и «предназначает» Ольгу-Елену ее новое имя.