Князь Барятинский. Ближний Круг
Шрифт:
– Заткнись! Огонь!
Снова выстрелы. Снова вразнобой, и гораздо жиже, чем были. Стреляют кто куда, винтовки бросили ещё двое гвардейцев.
Представитель заметался по двору. Заорал, брызгая слюной. Выхватил винтовку у того парня, который упал, грозя расстрелом теперь уже команде.
А у меня онемела нога, из плеча хлестала кровь. Артерия задета… Пора заканчивать этот балаган. Помощь прийти не успеет, это ясно. Скованным я много не навоюю – даже при той панике, которая поднялась. А барахтаться в пыли, под ногами у Концернов – не по
– Смелее, парни, – подбодрил гвардейцев я. – Ты, – бросил ближайшему. – Выровнять ствол! Приклад – к плечу, крепче! Вот так. Прицел! А теперь – ого…
Представитель не позволил мне и дальше командовать собственным расстрелом. Достаточно было того, что уже ушло в прямой эфир.
– Огонь!!! – перекрикивая меня, завизжал он.
И в ту же секунду раздался взрыв. Такой силы, что я на какое-то время оглох и перестал слышать звуки – как те прилипшие к экранам зрители, что смотрели прямую трансляцию. Но, как и они, я видел стену, разлетевшуюся вдребезги.
Хаос. Выстрелы вспыхивают и тают, как окурки. Та сила, что ворвалась во внутренний двор тюрьмы, была слишком невероятно огромной для расстрельной команды, чьё предназначение – убийство одного безоружного. А сквозь стену для начала вломился бронетранспортёр.
У меня получилось. Несмотря ни на что. Показательный расстрел Капитана Чейна стал последней каплей. Против Концернов поднялись собственные войска.
– Капитан!
Первым с бронетранспортёра спрыгнул мой ближайший соратник. Одет, как и гвардейцы, в штурмовую защиту, единственное отличие – лента Сопротивления. Такая же лента привязана к прикладу автомата.
Два точных выстрела – мои конвоиры убиты. Ещё один выстрел – разбиты наручники.
– Капитан!
Из плеча хлещет кровь, но автомат, переданный бойцом – уже у меня в руках.
– Победа, парни! – крикнул я. Поднял автомат. Лента развевалась на нём, как знамя. – Ваш Капитан – с вами!
Мои бойцы отозвались дружным рёвом. А сам я выискивал глазами представителя Концернов.
В момент, когда нашёл его, было поздно. Представитель, в отличие от гвардейцев, не бросил винтовку. И не промахнулся.
***
Если бы меня спросили, где нахожусь, я не смог бы ответить.
Бесконечная тьма вокруг – и ярко освещённый квадрат внутреннего двора, на который я смотрел как будто сверху.
У расстрельной стены лежал мёртвый мужчина в окровавленной полевой форме.
Я.
Широко открытые глаза, один черный, другой голубой, смотрят в небо. Голова обрита по бокам, посредине – коса. Она начинается надо лбом и спускается ниже поясницы. Я дал зарок не стричь волосы до тех пор, пока не свергну власть Концернов, или не умру. Что ж, второе случилось раньше. Тридцать шесть лет – не так уж мало.
Вокруг тела медленно растекалась кровь. Представителя Концернов, изрешечённого пулями моих бойцов, швырнуло к стене.
Человек, который убил меня, умер у меня на глазах, но я уже не чувствовал ничего. Это казалось так глупо – чувствовать. Я сделал в жизни всё, что мог. И умер, сжимая в руках знамя победы.
– Иди за мной! – услышал я голос.
Здесь не было звуков, поэтому я не мог сказать даже, мужской это голос или женский. Я просто почувствовал, как кто-то сказал: «Иди за мной!» – и это послужило толчком.
Я отвернулся от своего остывающего тела, оставил прошлое – прошлому. Память осыпалась, как пожелтевшие листья с клёнов. Мне вдруг сделалось легко и свободно, а всё, что было, потеряло значение.
Какое-то время я двигался по собственной воле, и вдруг меня как будто захватил магнит. Во тьме, без начала и конца, я почувствовал, что меня тянет вниз. И я начал сопротивляться.
Вниз – это опять туда, где боль и кровь. Где тяжкий груз плоти. Что, неужели этот недоделок не сумел меня пристрелить? Неужели я сейчас опять встану? И хорошо, если встану. А если не сумею?! Если впереди – вечность в инвалидном кресле, с кислородной маской на лице?! Живой иконой Сопротивления – не способной самостоятельно справить нужду…
– Твоя борьба не окончена, – возник вновь тот голос. – Меняется лишь арена, но суть остаётся неизменной. Ты не был создан для покоя, мятущийся дух.
Если бы я мог – я бы скрипнул зубами. Он был прав, тысячу раз прав, этот бестелесный голос. Таких, как я, социум порождает, чтобы излечивать собственные недуги. Другого назначения у нас нет.
И я рванул туда, куда тянул меня неведомый магнит.
Что-то толкнулось в меня. Не сразу я понял, что это атака. Жалкая, смешная атака существа, которое даже издали никогда не видело настоящей битвы.
– Нет! – зазвенел другой голос, и в нём волнами перекатывался страх. – Не смей!
– Не смей говорить мне, чтобы я не смел, – ответил я. – Ты встал между мной и моим предназначением. Лучше бы тебе отойти.
К чести этого существа – оно не отошло. И следующим движением я растерзал его в клочья. Долго слышал удаляющийся вопль, он становился всё тоньше. Потом его заглушил тот, первый голос, который бормотал что-то – как будто читал заклинание. Бред какой, ведь заклинания бывают только в сказках.
Но сказка становилась былью, голос звучал всё отчётливей. Теперь я уже точно мог сказать, что он принадлежит немолодому мужчине. А значит, я слышал его ушами.
***
Как только эта мысль пришла ко мне в голову, я осознал, что у меня есть голова, да и всё тело. И я распахнул глаза.
Навык моментально схватывать максимум подробностей – это жизненно необходимый навык для людей вроде меня.
Затхлый воздух, влажный каменный потолок, потрескивающие свечи – я в подвале. Лежу на чём-то вроде каменного алтаря – холод камня обжигает вспотевшее тело. Кроме меня, тут всего один человек. Так и есть – пожилой мужчина с бледным перепуганным лицом, в странной одежде. Оружия нет, руки трясутся. Боится меня? Это хорошо, это нельзя терять.