Князь Благовещенский
Шрифт:
— И дара не терял.
— Тут все сложнее. Нельзя ведь потерять то, чего не имеешь.
— Ты не Антошин.
— Ответ на этот вопрос тоже не будет однозначным. Строго говоря, я Игорь Антошин. Но не известный тебе, как обер-секретаря князя Благовещенского.
И хотя Самойлов ничего больше не спрашивал, я ему все рассказал. Делать это во второй раз оказалось куда проще. Я уже не путался в словах, как делал в беседе с дядей Ваней, а вполне осмысленно и связно излагал историю. Даже дополнял ее своими догадками о причинах и следствиях. И в чем прелесть мира, в котором магия — — реальность, никто
Да и Глеб оказался на удивление прагматичным молодым человеком. Надо полагать, его очень интересовала фигура обер-секретаря, как крайне необходимая в реализации собственных планов. Так что выслушав меня, он молчал меньше минуты. После чего спросил:
— Еще кто-то знает?
— Дядя Ваня. В смысле, Иван Павлович Кобяков. Он у меня сосед по лестничной площадке.
— Отставной наставник? Это хорошо, старикан не из болтливых. Да и помочь сможет, если что.
— Да чем тут поможешь?
— Не ной, для начала! Давай рассуждать последовательно. Примем: ты не Игорь, а его двойник. Твой двойник исчез, а согласно закону сохранения энергии, если ты здесь, значит, он там. Свалил он, скорее всего, сам — тут я склонен с тобой согласиться. Наворотил дел, запутался и решил таким образом избежать ответственности.
— То есть такое здешними магами практикуется?
— Я такого никогда не слышал, если честно. Но ты пойми другое: никто ведь не знает возможностей царской магии! Только боевое применение, да и о нем — только то, что в газетах пишут. А твой двойник — — племянник князя. То есть, родная кровь. И вполне возможно — носитель не только боярского, но и царского дара. О таком, как ты понимаешь, открыто не говорят.
— Ты избранный, Нео! — не удержался я.
— Чего? — сбитый с толку Глеб посмотрел на меня вопросительно.
— Шутка из моего мира, не бери в голову! То есть, такое возможно?
— Примем, что да. Но это неважно!
— Да ладно! А что тогда важно?
— Мне — прижать Арцебашева. Тебе — для начала, думаю, выжить. Двойник ведь не собирался тебя живым оставлять.
Тут он прав. Выжить — это для меня сейчас приоритетная задача. Номера уно, так сказать. И будет это сделать ой как непросто! С учетом, во что втравил меня долбанный обер-секретарь.
— Так что в тюрьму меня везти не надо. — резюмировал Самойлов. — Я остаюсь. И мы продолжаем работать, как договаривались.
А вот это очень хорошая новость! Просто прекрасная! От избытка чувств я чуть не обнял напарника, но посмотрев ему в глаза, сообразил, что он этого не оценит.
— Отлично! — вместо этого сказал я. — Какой план?
— Поехали поедим для начала.
У него что черная дыра вместо желудка? Мы же недавно в "Даурии" были! Однако, бросив взгляд на часы в приборной панели "Москвича", сообразил, что с момента ресторана прошло уже часа четыре. В интересных делах время летит незаметно.
— Даурия?
— И давай я сам за руль сяду. Ты же города не знаешь, возишь по всяким дорогим тошниловкам!
Что я там говорил про лидерство недавно?
Обедали мы на природе. Глеб заскочил в какой-то
— У воды хорошо думается. — пояснил он. — И плохо подслушивается.
Он быстренько сервировал наш обед на бумажной скатёрке, прихваченной в той же забегаловке. Прямо на камне возле воды. И без всяких формальностей, вроде "приятного аппетита", принялся уминать фаршированный блин.
Зея была прекрасна. Она мне куда больше Амура нравилась и дома. Сильная река, с характером, но таким — не напоказ. Ровное серое полотно, небольшие водоворотики, с берега глядеть — кажется, что течения и нет вовсе. Но мне как-то довелось посмотреть в какое чудовище река превращается во время паводка. А один раз едва не случилось в ней утонуть.
Плаваю-то я как рыба, все же вырос во Владивостоке, у моря. И всю воду так и воспринимал всегда: плотной, соленой и неподвижной. Утонуть в которой способны только дети и пьяницы. А здесь, точнее там, дома, полез однажды на спор доказывать, что Зею переплыву. Ширина ведь не слишком большая для хорошего пловца. Разумеется, не учел течения, тех самых водоворотов. И еще одного незначительно факта — речная вода человеческое тело держит куда хуже морской. В общем, выловили меня спасатели, у них на Зее штаб-квартира, когда меня мимо проносило течением. Орущего и перепуганного до смерти! С тех пор я воду речную уважать стал.
В моем Благовещенске набережной Зеи все время грозились заняться и превратить ее в такую же красоту, которую сделали на Амуре. Но в реальности никогда даже не брались за дело. В результате ее берега, где крутые, а где с удобным подходом к воде, заросли непроходимым кустарником. И мусором, который своим долгом считали оставить все отдыхающие.
Здесь набережная тоже не была упрятана в бетон: трава, камни и деревья. Только тут было чисто. Берег, куда меня привез Глеб, походил на очень окультуренный парк: из-за желтеющей листвы деревьев проглядывали крыши беседок, везде стояли лавочки и ларьки со всякой снедью для гуляющих.
— Зачем твой двойник собрался переезжать? — проглотив первый блин, Самойлов нацелился на второй, но затем решил повременить и помучить меня вопросами. — И куда? Это, я считаю, самый важный вопрос. Найдем его и получим ключи ко всем остальным.
Мне такая постановка показалась странной. Отталкивать следовало, к бабке не ходи, от убийства посла. Но Самойлов был следователем, плоть, так сказать, от плоти этого мира, поэтому, вероятно, знал что говорил. Поэтому я уточнил.
— Почему ты именно его переезд считаешь ключом?
— Тут все просто. — Глеб не удержался и все-таки взялся за второй блин. — Двойник твой — фигура. Второй человек после князя. Чем его можно купить? Деньги отметаем сразу. То есть, как довесок к основному призу, деньги он взял бы, но только, как довесок.
— Он настолько богат?
— Не буду спрашивать про то, как у вас все устроено. А то запутаюсь. А у нас княжеская семья — — акционер практически во всех серьезных предприятиях. С учетом, что родни у князя немного: жена, сын малолетний, да сестра родная с племянником-оболтусом — это я про тебя, — сам подумай, насколько он богат?