Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика
Шрифт:
– Хорошая у тебя дочь, Веланд, сын Готфрида. Гордиться следует!
– Дочка как птичка. Сегодня – есть, а завтра она улетела! Нет, плохая нынче молодежь, плохая!
– Да, Веланд, сын Готфрида, никудышная пошла молодежь!
В это время один из пирующих поднял свой бокал высоко над собой и крикнул:
– Эй, раб, живо мне вина!
Гостомысл поспешил выполнить приказ.
В другом месте рыбак средних лет говорил двум мужчинам, внимательно и напряженно слушавшим его:
– Земли у нас не прибавляется, все те же скудные участки среди гор, скал и фиордов. А население поселка растет и растет! В каждой семье по пять-десять ребятишек. Чем их прокормить? На море надежда плохая. Изменится течение, подуют неблагоприятные ветры – и уходит рыба от берегов, с пустыми
– Да, ты прав, Слати, сын Агни. У моего соседа, Тости, сына Ари, родилась седьмая дочь. И что же сделал отец? Он не принял ее, дитя выбросили из дома, и она умерла.
– А как поступил Берси, сын Токи? Он тоже умертвил своего шестого ребенка.
– И Крок, сын Одда, так же поступил... [4]
Гостомысла позвали на край стола, там здоровенный рыбак с окладистой бородой стучал кулаком по столу и говорил возмущенно:
– Вернулся недавно из горного селения, там мой дальний родственник проживает. И знаете что узнал? Нашу рыбу перекупщики продают по цене, что в шесть-семь раз превышает ту, по которой у нас покупают! Это же грабеж средь бела дня!
4
Симпсон Жаклин. Викинги. М., 2005. С. 188.
– Но ведь и перекупщикам навар должен оставаться, – пытался возразить сосед.
– Но не такой же! Мы жилы рвем в море, а они, как пауки, присосались к нам и живут припеваючи!
В это время вбежал парень, крикнул всполошенно:
– Лошадиный бой начинается!
Все повыскакивали из-за столов и кинулись к выходу. Гостомыслу нельзя было покидать дом, он стал издали наблюдать за тем, что происходило на лугу. Сначала вывели пару жеребцов. Кони были молодые, злые, они лягались и вставали на дыбы, двое мужчин с трудом удерживали их на длинных вожжах. Рядом с ними находились стреноженные кобылы, которые своим присутствием должны были возбуждать жеребцов. Поводыри палками подгоняли коней. Наконец те сблизились и, оскалившись, кинулись друг на друга, стремясь укусить или ударить соперника ногами. Они сходились и расходились несколько раз под восторженные крики зрителей, кольцом окруживших место лошадиной схватки. Конь одного из владельцев стал отступать; тогда человек начал бить палкой по морде чужого. Толпа заволновалась, заорала, заулюлюкала в знак протеста. Хозяин незаслуженно избитого коня не выдержал и кинулся на нарушителя правил соревнований, ударил его несколько раз по лицу. Завязалась драка между людьми. Публика визжала от восторга. Примерно так же протекала cхватка и другой пары жеребцов, только на этот раз до драки людей дело не дошло.
Потом объявили состязание на воде. Гостомысл думал, что начнется заплыв пловцов, как это было в Новгороде, но увидел совершенно неожиданное зрелище. В воду по очереди входило двое парней. Здесь они схватывались в борьбе, стараясь затащить друг друга под воду и держать как можно дольше, чтобы противник терял дыхание и приходил в совершенное бессилие; один из победителей вытащил своего соперника почти бездыханного, и несколько человек по очереди откачивали его, пока не привели в чувство. «Так и погубить можно человека, – думал Гостомысл. – К чему такая жестокость в играх?»
Потом началась борьба. И тут Гостомыслу пришлось увидеть такое, что привело его в сильное недоумение. Никаких правил участники не соблюдали, а сражались, кто как сумеет, и били друг друга чем попало. Многие получили синяки и увечья, а трое были в крови.
Наконец началась игра в мяч. Соревнующиеся толкали друг друга, били по ногам, сходились врукопашную, а потом на поле началось настоящее сражение, что вызвало радость и ликование зрителей.
«Вот откуда такая жестокость у норманнов, – думал Гостомысл, понаблюдав за играми. – Молодежь с детства воспитывается быть жестокой и беспощадной даже к своим сверстникам и соплеменникам. А что можно ждать в чужой для них стране?»
Этими
– Им есть с кого брать пример. Их боги такие же жестокие, как люди. Я слышал сказание, как они расправились с богом Локи, который сильно провинился. По их приказу были приведены два его сына – Вали и Норм. Вали боги превратили в волка, тот набросился на брата и разорвал в клочья на глазах у обезумевшего отца. Потом боги кишками Норма привязали Локи к трем камням так, что он не мог пошевелиться, и пододвинули к самому краю пропасти, чтобы предотвратить возможные уловки и хитрости. Одно неверное движение – и пленник сорвется в бездну и разобьется вдребезги. И наконец над ним привязали змею, которая брызгала ядом прямо в рот Локи. Локи визжал от боли и ужаса, его било в конвульсиях. И так продолжалось до конца времен – времен тех богов.
После игр началось гулянье. На него собралась молодежь со всех окрестных селений. Завели хороводы. Все запевали песню, а потом длинная вереница взявшихся за руки парней и девушек под предводительством передового плясуна подходила под поднятые руки последней пары и всех прочих пар и вертелась кругом, так что вся цепь пляшущих составляла искусный хоровод.
Гостомысл с тоской смотрел на это веселье. Где-то далеко в Ладоге танцует вместе с другими парнями и девушками его любимая, своенравная Млава. Помнит ли она его? Да теперь, наверно, неважно, как она относится к нему, потому что нескоро им удастся встретиться...
Среди танцующих увидел он Раннви и подивился перемене в ней. Это был уже не отчаянный, грубоватый подросток. Она была прехорошенькая, женственно-нежная. Куда девались резкость, угловатость подростка, движения были плавными и изящными. Стан ее был стройный, точно точеный, его красиво облегало платье желтого цвета; по спине растекались распущенные белокурые волосы; Гостомысл скоро узнает, что, согласно скандинавским обычаям‚ девушки ходили с распущенными волосами, невестам заплетали их в косы, а замужние покрывали голову косынкой, сукном или шапочкой.
«Вот так своей красотой обманет, одурманит, околдует какого-нибудь шалопая, тот влопается в нее по уши и женится. А потом будет всю жизнь мучиться из-за ее скверного, несносного характера, – думал он. – Так и есть! Крутится вокруг нее какой-то задумчивый, смурной ухажер, не от мира сего. Такие и попадаются на удочку ловким девицам вроде Раннви, а те садятся им на шею и погоняют. Так им и надо!»
Гулянье затянулось далеко за полночь‚ и Гостомысл надеялся, что Веланд, изрядно выпивший, будет спать долго, но тот поднялся с восходом солнца, и они втроем отправились в море ставить сети. «Сколько смогу выдержать такое напряжение? – задавал себе вопрос княжич, налегая на весла. – Ежедневные недосыпания, тяжелый, изнурительный труд. Я уже не чувствую под собой ног. Порой кажется, что не иду, а лечу по воздуху. А ночью тоже нет полного отдыха от моря. Сняться рыбьи глаза, много глаз, они заслоняют все – черные кружочки с золотистым обводом, недвижно глядящие, покорные и укоризненные... Глаза, только рыбьи глаза... Интересно, что со мной будет: сразу упаду и умру или меня забьют из-за бессилия, когда я уже не смогу встать и двигаться? Рыбаки – им что: они втянуты в такой труд с детства. А я упражнениями с оружием занимался да спал сколько захочется. Разве в силах тягаться с ними?»
Когда вернулись на берег, Веланд приказал ему и Раннви заняться починкой изорванных сетей. Они сели возле дома на низенькие скамеечки, она показала, как плетутся ячейки, как подвешивать грузила – мешочек с камнями, и они молча занялись делом.
Гостомысл изредка взглядывал на склоненную головку Раннви, сосредоточенное лицо и старался догадаться, о чем она думает. «Наверно, вновь переживает свидание с тем парнем. Как я не могу забыть путешествие за Волхов с Млавой, так и она сейчас во власти вчерашнего свидания, – размышлял он. – Как же она ведет себя с любимым? Наверно, командует и повелевает, иначе не может, а он сопит себе под нос и подчиняется. Я бы и часу не выдержал!»