Князь Никто
Шрифт:
Мы спустились по короткой лестнице. Никакого затхлого запаха из подвала не ощущалось. Не пахло ни крысами, ни кошками, ни плесенью. Воздух был свежий, с едва заметным смутно знакомым свежим запахом.
Похоже, что подвал Вилима полностью повторял планировку его квартиры — комнаты тоже переходили из одной в другую. Только вот окон в них не было.
В самом низу лестницы Вилим снял с крюка старомодный алхимический фонарь. Эта лампа годилась и для керосина, и для саламандры. Вилим, ясное дело, использовал саламандру, причем у него она была немного непривычного
В отличие от квартиры наверху, где ощущался некоторый налет небрежности и разрухи, здесь царили идеальная чистота и порядок. Первая и вторая комнаты из анфилады были заняты книгами. Полки от пола до потолка были заставлены томами, каждая полка помечена своими символами, кое-где между книг вставлены разделяющий ярлыки с пометками. Но здесь мы задерживаться не стали, как и в третьей, где стоял металлический стол со множеством отверстий. Размером этот стол подходил для того, чтобы разместить на нем человека. Справа и слева от стола стояли два металлических шкафа, и, боюсь, мне не очень хотелось знать, что там у них внутри.
Четвертая комната была заполнена алхимическими приборами и посудой. Пузатые стеклянные колбы, высокие стеклянные трубки, такие тонкие, что кажется, что они разлетятся на мелкие осколки от одного только касания. Керамические и металлические чаши, реторты и прочие блестящие стеклом, металлом и фаянсом штуки, названий которых я так и не запомнил, несмотря на то, что Прошка мне неоднократно их все называл.
— Я занялся алхимией от безысходности, — Вилим поставил фонарь на стол, и его голубоватой свечение отразилось во множестве блестящих предметов. — Мне с самого начала эта область знаний виделась чем-то бесполезным. Этакой лазейкой в могущество для тех, кому не повезло родиться в нужной кровью. Я и до сих пор считаю ее таинственность изрядно преувеличенной. Ты присаживайся, Никто, в ногах правды нет.
Я сел на металлический стул, оказавшийся на удивление удобным, хотя со стороны он смотрелся каким-то орудием пыток.
— Сложность изучения алхимии в том, что каждый алхимик, вместо того, чтобы множить и передавать свои знания, старательно скрывает и зашифровывает их, — Вилим выдвинул ящик стола и достал оттуда толстый конторский журнал. — И вместо того, чтобы продвигаться в исследованиях дальше, каждый следующий алхимик вынужден сначала расшифровать труды всех предыдущих. И желательно экспериментально их проверить, чтобы убедиться, что ворон в этом трактате действительно означает гниение, а не, например, окисление или, скажем, возгонку.
Он продолжал говорить, а я ему не мешал. Слушал, но не очень внимательно. Про алхимию мне много рассказывал Прошка, и поступал я в точности так же — кивал, отмечал некоторые ключевые моменты, но в детали вникать не старался.
Вот только подходили они к искусству алхимии по-разному. Прошка бросался из одной стороны в другую, проводил бесконечные опыты и эксперименты, получал безумные какие-то эликсиры с самыми дикими свойствами. При этом записей особенно не вел. Так, заметки по ходу полета своей мысли. Примерно так действовали большинство алхимиков,
Подход Вилима был совсем другой. Он пытался познать алхимию не как набор опытов по превращению из одного в другое, изготовлению ядов и целительных эликсиров, а как нечто целое. Придать этому знанию систему, составить единую таблицу сил, свойств и метаморфоз. Он собирал все алхимические трактаты и книги, до которых мог дотянуться, расшифровывал бесконечную тайнопись, переводил на человеческий язык метафоры и иносказания, переписывал и вносил в свой бесконечный каталог.
Судя по девственной чистоте всего алхимического оборудования, экспериментировал он довольно мало.
— Несколько месяцев назад я разбирал трактат о жидкостях человеческого тела одного арабского алхимика, — Вилим долистал журнал до нужной даты и повел пальцем по строчкам. — Мне в тот момент эти знания показались бесполезными, но сейчас, думаю, мы можем попробовать кое-что… Мне понадобится пара пробирок твоей крови. Закатай рукав на левой руке.
Лекция о методах и проблемах алхимии так быстро сменилась на указание, что делать, что я даже не сразу сообразил.
— Ты что, боишься вида крови? — Вилим грозно сверл брови, нахмурившись. — Закатай рукав и протяни мне левую руку!
Я торопливо выполнил его указание. Вилим ловко резанул ланцетом по основанию ладони и поднес к тонкой струйке крови стеклянную пробирку. Арые бусины срывались с кожи, некоторые падали сразу на дно, некоторые растекались по стеклу причудливыми узорами. Наполнив одну пробирку, он аккуратно заткнул ее пробкой и взял вторую.
— Сжимай и разжимай кулак, — скомандовал он. — Не видишь разве, что кровь медленнее пошла?
— И что мы будем делать с моей кровью? — спросил я, беспрекословно выполняя указание.
— Если не вдаваться в философские подробности, мы используем ее как базовую основу для эликсира, — ответил Вилим, сосредоточенно ловя капли моей крови. — Точнее, не саму кровь, а одну из ее фракций. Не гарантирую, что это принесет нужные нам результаты, но все же, у меня пока не было случая проверить.
— То есть, ты хочешь провести над моим телом непроверенный эксперимент? — я нервно хихикнул.
— Мне все равно не удастся сделать что-то более безумное, чем продаться Повелителю Червей, — огрызнулся он. — Не могу поверить, что после этого ты вообще способен хоть чего-то бояться.
Я вздохнул. Я пока старался не думать об исполнении этого договора. Потом. Всему свое время.
— Вот и все, — Вилим заткнул пробкой вторую пробирку тоже, пересек комнату и открыл высокий металлический шкаф. Извлек оттуда абсолютно черный матовый шар размером с человеческую голову. Нажал на незаметную кнопку, и тот распахнулся, словно чемодан, обнажив темно-красное бархатистое нутро. Что это было такое, я не имел ни малейшего представления.
Пробирки встали в идеально для них подходящие выемки, шар захлопнулся и отправился обратно в шкаф, а Вилим снова повернулся ко мне, посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом, а потом склонился над своим журналом.