Князь Олег
Шрифт:
Минуя стражу, вооруженную длинными копьями и тяжелыми мечами, первый советник вошел в большую залу, пол в которой был украшен мозаикой коричневых и бежевых тонов, несущих настороженность и бдительность каждому входящему в нее. В дальнем, серединном отсеке залы находился выполненный из драгоценного черного дерева длинный, широкий стол на низких толстых ножках, уставленный золотыми и серебряными вазами, наполненными восточными фруктами и сладостями. За столом, на низком парчовом диване, застеленном красивыми персидскими коврами, восседал благообразный мужчина солидного возраста, в роскошном халате из багдадского
Как только визирь увидел входящих, он визгливым голосом потребовал, чтобы они немедленно пали ниц.
Земарх и Ипион выполнили повеление хакана и не поднимали головы до тех пор, пока правительствующей особе не надоело смотреть на их согнутые спины.
— Кто вы и что вам надо от меня? — гневным голосом, как полагалось по ритуалу, спросил хакан, прекрасно зная, чьи спины согнуты в страхе перед его вельможной особой.
Не разгибая спины, Ипион ответил:
— Перед твои святые очи, о всемилостивый хакан, правитель хазар, явился твой первый советник, Ипион.
— А кого ты привел к своему хакану, правителю хазар, первый советник Ипион? — не позволяя тому поднять голову и разогнуть спину, все тем же гневным голосом спросил хакан.
— Я привел к тебе, о всемилостивый и великий правитель хазар хакан, самого храброго, самого зоркого и самого быстрого гонца, сына погибшего полководца Ицхака, благородного Земарха! — бесстрастным голосом оповестил Ипион, не поднимая головы и не стараясь разогнуть спину.
— Встаньте оба! Я позволяю вам приблизиться к великому правителю хазар и поведать ему о том, что возбудило ваши сердца и души! — изрек хакан твердым голосом и не без любопытства подождал, когда первый советник и его первый гонец подойдут к третьей черте, отмеченной в мозаичном полу особой двойной шестиугольной звездой.
— Говори, гонец Земарх, сын достопочтенного полководца Ицхака! — повелел хакан и недовольно оглядел крепкую мускулистую фигуру гонца, облаченную в теплый суконный халат, украшенный скромной брошкой из опала.
Земарх вздрогнул, будто впервые услыхал свое имя, произнесенное, как ему показалось, не голосом хакана, а голосом Небесного Судьи. «Зачем все это?» — с ужасом подумал вдруг он и содрогнулся от собственного безрассудства.
— Хакан! У твоего государства на северо-западном пограничном клину не осталось ни одной заставы, начиная от Ореля, Медведицы и кончая Доном! — проговорил Земарх и выдержал недоуменный взгляд хакана.
— Кто же уничтожал мои заставы на северо-западном клину моей страны? Кто посмел разрушить то, что создано по воле самого Йогве?! Ты ведаешь об этом, Земарх?
— Да, великий правитель хазар, — смиренно ответил Земарх, почувствовав в голосе хакана металлические нотки. — Это киевский правитель, великий князь Олег-Олаф, тот, что из русичей-варяг, который правил после Рюрика Новгородом, а затем убил киевских князей Аскольда и Дира и сделал Киев стольным городом для всех словенских городов, в которых сидят его воеводы со своими дружинами.
— Это тот самый Новгородец-русич, который отвоевал у нас полян и древлян? — настороженно спросил хакан.
— Да, великий правитель хазар.
— Какова его сила и что ему нужно от нас? — быстро спросил хакан.
— Сила его в три раза превосходит всю нашу дружину, а цель — расширить границы
Хакан удивленно пожал плечами и грустно спросил Ипиона:
— Твой гонец Земарх знал, что ему полагается за позорную весть?
Ипион молча склонил голову перед хаканом, и тогда хакан молвил следующее:
— Ты думаешь, гонец Земарх, сын достопочтенного Ицхака, что я скажу тебе за ту позорную весть, которую ты счел нужным донести до моих ушей: «Иди и умри»? Ты ошибаешься! Я отведу тебя к царю, и ты поведаешь ему сам еще раз то, что сказал мне! Ибо именно царь в нашей стране распоряжается войском и казной! А я только молюсь нашему богу за спасение душ великих иудеев, что вынуждены управлять и хазарами-язычниками, и хазарами-иудеями, и хазарами-христианами, и хазарами-мусульманами! Попробуй сконцентрируй дух всех этих людей да благо страны хакана! Ступайте оба за мной! — грозно повелел хакан и пробубнил в раздумье: — Наверное, наш светлейший и мудрейший придумает, что надо сделать с этим грозным Новгородцем-русичем!..
Олег сидел на огромном валуне, в древности оттесненным в эти просторные донские степи ледником, и напряженно всматривался в разгорающийся рассвет. Нёбо на востоке дышало розовым паром и, начиная от линии горизонта, постепенно скрадывало ночную мглу, властно окрашивая отвоеванное пространство в царственно-голубой цвет, насыщенный свободой и торжеством чистоты.
«Чья воля вершит это волшебство? — взволнованно подумал Олег и недоверчиво спросил самого себя: — Неужели смену дня и ночи вершит Святовит?.. Неужели ему подвластно движение Солнца, Луны, Северного Ярилы и других созвездий? Как устроен весь этот сложный мир твердынь и сплошного неба?.. Почему на небе, при всей сложности расположения звезд, не заметен хаос, который встречается на Земле и заставляет сомневаться в разумности и всесилии богов? Или невозможно создать хоть где-либо определенный строй вещей, который и называется порядок?»
Олег пристально вглядывался в восточный край неба, где все окрасилось стойким розовым светом и готовило землю к встрече с солнцем. В траве зазвенели птичьи песни, и кулики всех мастей захлопотали над своими гнездами. Олег старался не отвлекаться на птичий гомон, чуя по их дружному пению, что схватки с хазарами сегодня не будет, и стремился сосредоточить внимание на восходе солнца.
И вот оно поднялось. Розовое, теплое, излучающее не только тепло, но и любовь, оно всем своим огромным ровным шаром встало над восточной линией горизонта и, казалось, бросило мощный вызов своей всепоглощающей добротой всем, кто наблюдал за его медленной и важной поступью по небу.
Олег как завороженный следил, не появится ли хотя бы маленькое облачко на пути солнца и не отбросит ли оно тень на великое светило, но ничто не мешало солонцу заявить о себе во всю свою мощь и красоту, и оно, гордясь собой и своим лучезарным сиянием, обогревало хазарскую землю, потревоженную русской дружиной. Олег наблюдал за движением солнца и убедился, что препятствий долго не будет на его пути. Он широко улыбнулся, затем встал, низко поклонился солнцу и небу и только потом распорядился, чтобы принесли в жертву Перуну двенадцать телят, отвоеванных у северных хазар, и потребовал у воинов, чтобы они в ближайшее время не ели телятины.