Князь орков
Шрифт:
— Н-не знаю… — пробормотал Бальбок.
Раммар подмигнул ему.
— Хорошо сделано, брат. А теперь давай забирать тетку и чесать отсюда!
Если Раммар говорил так, это, вероятно, означало, что Бальбок должен нести священнослужительницу. Лицо ее было пепельно-серым, она была почти без сознания. Вокруг ее стройного тела все еще потрескивали черные искорки, погасшие только тогда, когда Бальбок поднял ее и водрузил на плечо — так же орк тащил эльфийку из храма Шакары. С тех пор прошла, казалось, не одна вечность…
— А теперь валим отсюда! — воскликнул Раммар, и орки с эльфийкой на плече принялись пробираться через бурю, бушевавшую еще сильнее, чем раньше, к выходу. При этом Раммар получил трухлявой доской по черепушке и принялся изрыгать страшные проклятия, а Бальбок поймал канделябр, который в противном случая раздробил бы ему голову. Штука эта была добрых четыре кнум'хайдлиной с широким, похожим на тарелку основанием, и в случае чего ею можно было пользоваться как оружием, поэтому Бальбок решил пока что оставить ее себе.
Добравшись до дверного проема, орки еще раз оглянулись на колдуна, хрипевшего как безумный. Из широко раскрытых глаз злодея вылетали черные молнии.
— Шнорш, — прорычал Раммар. — Нужно быстро убираться отсюда…
— Ну что, охотник за головами? С тебя не довольно? — Ухмылка на омерзительном лице Грайшака была настолько широкой, что разделила его покрытую шрамами физиономию на две части.
— Вовсе нет! — ответил Корвин — хотя к ранам, оставленным пытками, добавилось еще несколько.
Охотник за головами несколько раз с трудом уходил от яростных атак предводителя орков, но пару раз не сумел увернуться, и острое лезвие полоснуло его. В потерях числилось несколько ребер, сломанных в тех местах, где Грайшак достал его древком секиры, и правое бедро, где зияла рана, и Корвин с трудом держался на ногах.
Охотник за головами пытался все это игнорировать, сжимая зубы и полностью концентрируясь на противнике, движимый чувством мести.
Тыльной стороной ладони он в который раз вытер кровь, заливающую оставшийся глаз, с ненавистью смотревший на орка. Затем снова с такой силой обхватил гномье копье обеими руками, что костяшки пальцев побелели.
— Боишься? — с наслаждением поинтересовался Грайшак. Орк взмахнул секирой. Оружие свистнуло так, что не осталось никаких сомнений в том, кто, по его мнению, выйдет из этой дуэли победителем.
— Тебя? Ни на волос, — упрямо ответил Корвин. — Ты подлым образом убил женщину, которую я любил, ты пытал меня исключительно ради собственного удовольствия. Ты — опустившийся, отвратительный ублюдок! Орк! И за это ты умрешь!
— Да что ты говоришь, — насмехался Грайшак. — А мне кажется, что твой окровавленный скальп через несколько мгновений будет висеть у меня на поясе.
— Ты асар-тул, — ответил Корвин, снова делая выпад, нацелив наконечник копья в грудь орка. Конечно, он мог бы просто бросить копье, но если он промахнется, то останется безоружным, а это означает верную смерть.
Внезапная атака Корвина, выполненная тяжело, на нетвердых ногах, не произвела на Грайшака впечатления. Предводитель орков презрительно засопел, уклоняясь от нацеленного оружия, поворачиваясь вокруг собственной оси и нанося охотнику за головами удар древком секиры.
Удар пришелся по спине и был настолько сильным, что Корвин покачнулся, сделал несколько нетвердых шагов и ударился о черную стену коридора. При этом гномье копье сломалось, и смазанный смертоносным ядом наконечник едва не угодил Корвину в лицо.
— Осторожнее, охотник за головами! — принялся насмехаться Грайшак. — Хочешь потерять и второй глаз? Было бы жаль. Я бы охотно поджарил его и съел. Ты знаешь, что жареные человеческие глаза на вкус как мед?
— Нет, — мрачно ответил Корвин, — но мне всегда было интересно, какие на вкус жареные орочьи глаза…
С этими словами он хотел снова подняться и атаковать, но Грайшак, похоже, пришел к выводу, что неравная дуэль и так продлилась достаточно долго. Слабый противник надоел ему, орк бросился вперед с воплем, подобным рычанию бешеного медведя, и размахнулся секирой, намереваясь разрубить противника пополам.
Вот уже лезвие секиры взлетело, и Корвин, слишком измученный и обессиленный, чтобы даже уклониться, покорился судьбе, утешаясь тем, что вновь встретится с Мареной в вечности, которая находится далеко на другом берегу реки жизни.
Он ждал, что вот сейчас секира грубо расколет ему череп, но послышался мерзкий металлический звон, и смертоносный удар был отведен.
Корвин удивленно открыл единственный глаз и увидел, что жизнь ему спас железный канделябр. В лапах эту несуразную вещь сжимал не кто иной, как Бальбок. Долговязый блокировал секиру Грайшака как раз перед тем, как она опустилась на череп охотника за головами.
— Ты! — выдавил Грайшак, яростно зарычав. — Почему ты еще жив? Разве колдун не справился с вами, безмозглыми умбал'хай?
— У колдуна дела поважнее, — ответил Бальбок. — Вы оба проиграли, вонючка!
— Клянусь всеми червями в гнилых внутренностях Торги! — заорал Грайшак, и его и без того безгранично омерзительные черты лица исказились от ярости. — Ты за это поплатишься — никто безнаказанно не называет меня воню…
Предводитель орков оборвал себя на полуслове. Внутренности его разрывало от колющей боли. Всего на миг он выпустил из поля зрения скорчившегося на полу противника — и Корвин воспользовался этим, чтобы изо всех сил всадить зазубренный наконечник гномьего копья в живот Грайшаку.