Князь Воротынский
Шрифт:
Не вдруг можно было оценить, какое коварство задумали огланы. Не погнушались ради этого даже жестокостью. Они предложили выдать хана Едыгара живым и невредимым, а тех, кто возмутил Казань на клятвопреступление, посечь саблями. За это просили выпустить оставшуюся рать и всех желающих из города. Они ссылались на прежнее обещание царя русского.
Куда как ладно было бы согласиться с татарскими ратниками, только одно смущает: их еще более десяти тысяч, самых храбрых и умелых, самых непримиримых грабителей России. Оказавшись на воле, не станут они мирными хлебопашцами, ремесленниками да купцами, сабель из рук не выпустят, и сколько прольется еще крови христианской, кто может ответить? Не разумней ли теперь же взять штурмом ханский дворец? Да, погибнет в бою много русских ратников, но игра стоит свеч. Поразмыслив над всем этим немного, князь Полецкий ответил:
– Едыгара приму. Кого из своих вам сечь, кого миловать вашего ума дело. Жизни никого не лишу, если шеломы скинете да сабли пошвыряете в кучу. В доспехах и с оружием не выпущу. Не согласны, судья меж нами – Господь Бог.
Нет, ратники казанские оружие сдавать не пожелали, в плен идти посчитали позорным для себя, а Господь Бог рассудил так: пробились неистовые, оставив добрую половину своих рядов побитыми, к воротам Нура-Али, кто через них, а кто и через стену (тайный ход-то взорван) вырвались на простор и бросились было на русский стан, но путь им успели заступить не меньшие храбрецы – юные князья Андрей и Роман Курбские с богатырскими дружинами своими. Полегли почти все дружинники князей, но жизнями своими спасли неисчислимо жизней, ибо стан русского воинства был почти без ратников, посыпались бы головы ертоульцев и посошников, аки трава под взмахами косца. Татары же, понявшие, что на смену одним дружинам подоспеют другие, изменили свой первоначальный план и устремились к густому лесу за Казанкой.
Коннице несподручно идти вдогон, болотистое место, но и отпускать пять тысяч храбрецов резону нет, вот Иван Васильевич и послал конный отряд во главе с князьями Симеоном Микулинским и Михаилом Глинским в объезд Казанки. Настигли воеводы беглецов, предложили сдаться, но те предпочли смерть в жаркой сече постылой жизни в рабстве. Никто не сдался живым.
В городе к тому времени были тоже посечены последние сопротивлявшиеся, но русские ратники не вложили мечи в ножны, не прекратили буйства, секли всех, кто попадал под руку, поджигали дома, в которых хозяева надеялись укрыться и перегодить лихо. Стон и крики убиваемых неслись отовсюду, и это радовало сердце царя всея Руси Ивана Васильевича, который победителем въезжал в город Казань через ворота Hyp-Али и правил к Ханскому дворцу. Хоругвь свою, образ Спаса и родившей его Пречистой Богородицы с животворящим крестом сам держал высоко над головой.
На подъезде к Ханскому дворцу царя встретили главный воевода князь Воротынский и князь Полецкий. Михаил Воротынский поклонился поясно:
– Ликуй, государь! Твоим мужеством и счастием свершилась победа. Казань, государь, твоя. Что повелишь?
– Славить Всевышнего, – ответил Иван Васильевич, слез с коня и, водрузив животворящий крест на землю, продолжил вдохновенно: – Где царствовало зловерие, упивавшееся кровью христиан, станет царствовать благочестие и милосердие. Стоять на сем месте храму соборному Благовещения Пресвятой Богородицы!
Истово перекрестился царь и в низком поклоне возблагодарил Господа Бога, что призрел его, не дал восторжествовать басурманам жестокосердным.
Это произошло первого октября 7061 года от сотворения мира, 1552 года от Рождества Христова, в день памяти святых великомучеников Киприяна и Устины, а если считать по магометанскому календарю, то сей несчастный для правоверных мусульман день – 13 шевваля 939 года.
Мечом и кровью зачиналось Казанское ханство, мечом и кровью оно закончилось…
Князь Полецкий подвел к государю хана Едыгара. Без гнева смотрел на знатного пленника Иван Васильевич, ибо знал, что тот намерен был сдать город в его руки без крови, но не преуспел в своем желании. Спросил все же:
– Иль не ведомы были тебе могущество России, коварство и лживость казанцев?
– О могуществе знал. В неверности в слове казанцев убедился уж после того, как согласился принять ханство.
– Кто предал меня и подстрекнул твоих неслухов?
– Ратник твой Булгаков, – ответил Едыгар и подал письмо, отправленное в город стрелой.
Иван Васильевич обнял Едыгара.
– Будь моим гостем. – Затем повелел князю Воротынскому: – Успокой ратников. Довольно лить кровь. Построй полки на поле Арском. А изменника казнью лютой казни.
Победители, получив приказ, спешили на Арское поле, ликуя сердцами, и выстраивались в привычном порядке: в центре – Царев и Большой полки, по бокам – Правой и Левой руки, далее – Передовой и Сторожевой, образуя полукруг; чуть особняком ото всех стоял негустой строй пушкарей-героев, а за боевыми частями, уже не столь строго соблюдая ряды, теснились Ертоул, посошники и тысячи освобожденных из рабства россиян, кои с особой радостью приветствовали государя, их избавителя.
Иван Васильевич, не слезая с коня, поднял руку, чтобы утихла рать и освобожденные, затем заговорил громко:
– Вой мужественные! Бояре, воеводы, дьяки! В сей знаменитый день, испив общую чашу крови во имя Божье, за веру, отечество и царя, вы приобрели славу неслыханную в наше время. Вы – достойные потомки витязей, которые с великим князем Дмитрием сокрушили Мамая! Казань, возникшая гнездом поганым на крови люда болгарского, в древней вотчине великих князей русских, сотню лет кровянила восточные наши земли, не слушая ни краем уха мольбы о мире. Вашими руками свершено божественное возмездие! Чем могу воздать вам?! Любезнейшие сыны России там, на поле брани лежащие! Вы уже сияете в венцах небесных вместе с первыми мучениками христианства. Се дело Божье! Наше дело – славить вас во веки веков, вписать имена ваши на хартии священной для поминовения в соборной Апостольской церкви. А вы, своею кровью обагренные, но еще живые для нашей любви и признательности! все храбрые, коих вижу перед собою! внимайте и верьте моему обету любить и жаловать вас до конца дней своих!
Поле Арское возликовало. Да как же иначе, если сам государь-самодержец клянется столь милой сердцу каждого клятвой. Князья и бояре восторгались юным царем не менее рядовых ратников. На какое-то время они даже забыли о своей сановности. Они искренне поверили своему государю, и желание в тот момент у них было одно – служить и впредь столь же ревностно, помогая юному властелину утверждать могущество России.
Сколько раз они станут вспоминать слова царского обета, а князь Михаил Воротынский даже напомнит их Ивану Васильевичу в минуты жестокой пытки. Но это еще грядет. Еще за горами. А пока царь велит всем трапезовать, воевод же и бояр зовет за свой стол.
И вот, когда уже веселье достигло высшего предела, когда, казалось, ничто уже не могло добавить радости, предстал перед царем вестник из Москвы, от жены его любезной, и сообщил, что родила она сына. Наследника престола.
Налиты пенные кубки, посланник щедро одарен. Бояре и воеводы встали, а посланник шепнул Михаилу Воротынскому, стоявшему по правую руку царя, что и его княгиня разрешилась дочерью. В один, почитай, день с царицей.
Как ни тихо было это молвлено, царь услышал и вслед за здравицей наследнику предложил осушить кубки за дочь воеводы-героя.