Князь Воротынский
Шрифт:
Посоветовал он еще и Арск осадить, если не удастся его взять. Сказал он и о стреле, посланной через стену с отпиской, отчего в восторг пришла Казань. Ликует. Сеид Кул-Шериф, князья Аталык, Ислам, Аликей, Кебек, Дербыш, но особенно Чапкун гоголем ходят, народ вдохновляют, лишь хан Едыгap хмур и тревожен: не мило ему празднество, он хотел бы отворить ворота, но Чапкун и его сторонники не позволяют этого сделать.
Сведения важные. Очень важные. Царь тут же собрал ближних своих бояр и воевод, чтобы сразу же определить, как поступать дальше. И решили, не мешкая, послать на острог в лесу арском князей Александра Горбатого-Шуйского и Андрея Курбского с тридцатью тысячами конных и пятнадцатью тысячами пешцов. Дать им с собой несколько пищалей, что на колесах, подчеркнув, что это станет добрым боевым испытанием изобретению литейного мастера из алатырского арсенала. Покончив с острогом, захватить Арск, а уж после того оставить на всех дорогах, что идут от Ногайской Орды, крупные заслоны с тынами крепкими на случай, если ногаи пошлют Казани помощь. И еще повелел царь Иван Васильевич тайный ход разведать, втиснуть в него мешки с порохом и взорвать. Исполнить это предстояло Ертоулу и пушкарям во главе с боярином Морозовым.
– А Казань, что ж, пусть Казань ликует, коль скоро бес их попутал, – окончил совет царь Иван Васильевич. – Изменника бы узнать! – посуровел лицом, глаза гневно глядят. Еще не пересилив себя, приказал: – Все. Исполняйте всяк свой наряд.
– Дозволь, государь? – поспешил боярин Морозов. – Сдается мне, Казань утихомирить есть резон.
– Каким образом? – сурово спросил царь, недовольный тем, что боярин идет поперек его слова. Раз велел он, государь, идти, стало быть – покидай шатер.
А Морозов вроде бы не замечал, что к прежнему цареву гневу добавился новый. Отвечал спокойно:
– Тур выше стены срубить на пару дюжин пушек и в город ядра кидать.
Мгновенно изменилось настроение царя. Воскликнул тот восторженно:
– Умница ты – разумница! Бери посоху, сколько потребно и руби свой тур! Меж Арских и Ханских ворот поставишь. Пищальников и самострельщиков из Большого полка на туре посадить можно. Вот потеха будет. Всем потехам потеха.
С раннего утра повеления Ивана Васильевича начали спешно воплощаться в жизнь: ратники, коим был определен поход, готовились к нелегкому пути, лазутчики, проводником коих вызвался быть сам мурза Камай, поспешили разведать место острога; казаки и ратники Сторожевого полка принялись искать тайный ход, посоха – рубить туры. Но если без потерь и происшествий вернулись лазутчики, и воеводы, наметив маршрут и план сечи, двинули своих ратников на острог; если посошники застучали привычно топорами, наращивая венец за венцом, и хотя тур был необычен как по величине, так и высоте, дело у плотников спорилось, то тайный ход у ворот Нур-Али найти никак не удавалось, и вечером, когда отчаявшиеся ратники и казаки стали уже сомневаться, а существует ли вообще тайный ход, кто-то из них предложил подкопаться под стену, затем пойти подкопом вправо и влево – если есть тайный ход, какой-либо из усов на него выведет.
Царь одобрил идею, велел Ертоулу и посохе рыть подкоп, начав его за Даировой баней, чтобы со стены не углядели бы работ. Грунт оказался податливым, без большого труда докопались проходчики до стены, и только прорыли саженей пять вправо, как услышали голоса – кто-то уходил из крепости.
Заманчиво было докопаться до тайного хода, но воевода Ертоула князь Дмитрий Микулинский рассудил иначе: затащить в подкоп пороху несколько мешков и взорвать его. От взрыва напрочь завалится тайный ход, и не придется в нем мечи скрещивать, кровь лить.
Так и поступили. Только не рассчитали немножко: не только тайный ход взрывом разрушило, но и в городской стене образовался пролом. Казаки, не долго размышляя, кинулись в пролом, их поддержали пешцы Сторожевого полка, а также бывшие при полку черкесы и стрельцы, и поначалу им сопутствовал успех, они захватили несколько улиц, но казанцы вскоре пришли в себя и стали теснить смельчаков. Тогда штурмующие послали к царю за подмогой, за спешной подмогой, чтобы развить успех, но царь и на сей раз повелел отступить. Он не хотел рисковать, ибо неудача в штурме может иметь самые пагубные последствия. К тому же, он не имел еще сведений от воевод Горбатого-Шуйского и Курбского. А что, если поход их окажется не совсем удачным?
Знай бы Иван Васильевич, чем дело кончилось под лесным острогом, не стал бы, возможно, он так осторожничать. Казань бы могла пасть в тот день, ибо в пятнадцати верстах северо-восточней столицы ханства русские ратники праздновали полную победу.
Воеводы, пустив пешцов по лесной дороге к острогу, конницей пробились к нему лесом и затаились в чащобе справа и слева. Едва лишь первые сотни российских пешцов вытекли из леса и принялись ровнять строй для сечи, едва лишь шестерки цугом выволокли на вольную вольность пищали, как из ворот острога вылетела, подбадривая себя криками, татарская конница – постромки отстегнуты от пушек моментально, десятки рук ухватились за станины и колеса, успели развернуть стволы и пустить дроб в мчащуюся сломя голову массу, сбив тем самым стройность атаки; и все же удар оказался сильным, передовые сотни вскоре полегли на лугу, хотя и бились отчаянно, а из леса спешили новые и новые сотни, сеча становилась тягучей, и все же не одолеть бы пешцам татарскую конницу, пришлось бы смазывать пятки, оставив в руках ворогов чудо-пушки, пехота уже пятилась к лесу медленно, упорно рубясь с ворогами, но все же – пятилась. И вот когда татарам уже виделась победа, из леса с двух сторон вылетели русские конники. Часть из них сразу нее ворвалась в острог, остальные навалились на конницу татар и черемисов.
Уже через час все было кончено. Боголепной луг устлан конскими и людскими трупами, несколько сотен магометан побросали оружие и склонили головы перед победителями.
Все съестное, что находилось в остроге, навьючили на татарских боевых коней, сбили в стада коров, коз, овец и вместе с пленными отправили в стан к царю Ивану Васильевичу.
Доволен царь. Послал с гонцом свое ласковое слово воеводам и ратникам, призвал их потрудиться не хуже под Арском, покорить его непременно. Тогда, как считал царь, можно будет, благословясь, и Казань брать. Тылы обеспечены. Одно оставалось тревожным – ногаи. Царь, правда, посылал еще прежде в ногаи посольство, хан ногайский дал слово не вмешиваться в распрю, но можно ли доверять безоглядно татарскому слову? Вот и послал Иван Васильевич, не ожидая возвращения Горбатого-Шуйского и Курбского из Арска, на Ногайский тракт Сторожевой полк, черемису нагорную и добрую половину касимовских татар во главе с Шахом-Али.
Хорошую зуботычину схлопотали в это же время русские ратники у Арских ворот, которая тоже повлияла на решение царя повременить со штурмом. Получилось это так: тур, предложенный боярином Морозовым, ертоульцы и посошники срубили и почти без помех собрали его. Воротами затащили на сработанных для этой цели полозьях десяток тяжелых орудий да полсотню средних; на тех же полозьях, устроив гнезда, наладили подъем ядер. Не легкая работа, ибо вес ядер для тяжелых пушек более сотни пудов. Дали первый залп из всех пушек, и радостью великою наполнились сердца пушкарей: дома рушатся, погребая заживо хозяев, а кто живым выбирается из развалин, тех тут же достают болты самострелов или дроб рушниц. Одно спасение – скорей под стену. Второй залп еще больше паники поднял в городе. Стоны и крики наполнили его.
– Башка, боярин Морозов, воевода наш! – восторгались пушкари. – Попляшете теперича у нас. Ой, попляшете!
Постреляв, насколько хватило сил, решили пушкари передохнуть и потрапезовать, чем Бог послал. Ратники в траншеях тоже за еду принялись, а Михаил Воротынский с малой своей дружиной отъехал в свой шатер, чтобы тоже отпраздновать великое дело. И не предупредил младших воевод да сотников своего полка, чтобы держали они несколько сотен наготове, не благодушествовали бы.
Увы, коль скоро сам главный воевода беспечен, рать его вряд ли станет бдить. Даже наблюдателя на высоком туре не поставили. И чуть было не потеряли все, а жизней потеряли не один десяток, не одну сотню.
Множество канатов, нежданно-негаданно мелькнув в воздухе, толстыми змеями повисли со стены, и вот уже по ним заскользила стремительно вниз вылазка. Полезли муравьями казанцы через тарасы, что прикрыли Арские и Ханские ворота, одновременно открылись Крымские и Аталыковы ворота, из которых понеслись на беспечно трапезовавших ратников Большого полка (многие даже доспехи поснимали) и пушкарей.
Так спешно и так тихо воеводы казанские подготовили вылазку, что диву давались россияне. Татарам было чего ради и спешить, и налетать так стремительно, ибо высокий тур с множеством пушек и со стрельцами угрожал им страшной бедой. Им важно было во что бы то ни стало захватить тур, разметать его, втоптать в ров пушки, а если Аллах соблаговолит, то часть их уволочь в крепость. Момент критический. Казанцы в малое время окружили тур, влезли на него и бьются уже со стрельцами и пушкарями, которых у орудий – кот наплакал. Новые и новые волны накатываются на растерявшийся полк, просто необходимо было хоть на немного выиграть время, и князь Михаил Воротынский, еще не успевший снять доспехи перед обедом, вскочил на коня и наметом понесся со своей малой дружиной наперерез казанским конникам, чтобы задержать их и дать полку прийти в себя.