Княжеские трапезы

Дар Фредерик

Кремона вновь появился, юркий, подвижный, как метрдотель, ведущий к столу знатную клиентку. За ним шла женщина, которую адвокат закрывал своей мощной фигурой. Когда он подошел к кровати Эдуара, он сказал:

– Я вам представляю Эдуара Бланвена.

После чего он посмотрел на них обоих с улыбкой, а потом ушел, как его об этом просил Эдуар.

Она стояла перед ним элегантная, в черном платье и белом плаще от Шерер. Казалось, что ей нет и тридцати, но Эдуар знал, что ей гораздо больше. У нее были красивые пепельные волосы до плеч. Больше всего его поразила ее интеллигентность, которая ощущалась во всем, и более всего в ее черных миндалевидных глазах,

взгляд которых был понимающим и сосредоточенным.

Она прошептала: «Добрый день», он ответил: «Спасибо». Она поискала глазами, куда бы сесть, увидела около стены стул, пододвинула его к кровати Эдуара и села. Князь пожалел, что он об этом не побеспокоился заранее.

Когда она села у его изголовья, они без всякого стеснения стали пристально всматриваться друг в друга, зная, что им нужно было через это пройти.

– Вы очень красивы, – сказал князь.

– Вы тоже недурны, несмотря на болезнь.

– Вы, наверное, считаете мое поведение глупым?

– Если б это было так, я бы не приехала.

– Вы меня вспомнили?

– Не более, чем вы меня. Это просто невозможно, ведь мы были почти что грудными детьми.

– Вы давно знали о… нашей первой встрече?

– Моя мать никогда не стеснялась, рассказывая мне о прошлом.

– Я об этом узнал всего несколько месяцев назад. Что стало с вашей матерью потом?

– Она побывала еще раз или два в тюрьме, но уже без меня. Потом она вышла замуж за вдовца, владельца бистро и с тех пор остепенилась. Десять лет назад она умерла от рака мозга. Вдовец стал заботиться обо мне. Он – замечательный человек. Он оплачивал мою учебу и даже не попытался меня изнасиловать, как это делают большинство отчимов. Хотите продолжения?

– Да, пожалуйста.

– Я закончила факультет права в Лионе и нашла себе место в корпорации молодых адвокатов. За одного из них я вышла замуж. У меня был ребенок, очаровательный малыш, которого я назвала Реми, в честь отчима. Ребенок умер от вирусного энцефалита. Его смерть, как часто бывает, вместо того чтобы сплотить нашу семью, разрушила ее. Сейчас я руковожу в Лионе бюро путешествий. Живу одна на берегу Роны в квартире, слишком большой для меня. Когда мне становится особенно тоскливо, я устраиваю вечеринку с одним из моих приятелей. Вот и вся моя биография. Могу ли я узнать вашу?

– Вам трудно будет в нее поверить, – предупредил князь, – но я могу легко доказать всю, казалось бы, неправдоподобность моей истории.

Эдуар изложил молодой женщине кратко основные события своей жизни, не забыв ни об одном действующем лице. Он рассказал о Розине, Рашель, Мари-Шарлотт, Эдит. Князь также поведал о своих верных друзьях – Банане и Наджибе, о слишком поздно открывшейся тайне его рождения, о своем путешествии в Швейцарию, о шоке княгини Гертруды, пораженной его сходством с сыном и мужем. Князь рассказал о князе и княгине Гролофф, о Вальтере и Лоле, об Элоди, мисс Маргарет и, наконец, о Дмитрии Юлафе. Он рассказывал и о пышных роскошных приемах, один из которых закончился для него трагически, а потом – о полном разорении князей Скобос, об украденной машине и о своем тюремном заключении, которое заканчивалось на два дня раньше срока, благодаря акту о помиловании. Он умолчал только о трагедии в гараже, ибо он просто о ней еще ничего не знал.

– Это удивительный роман! – воскликнула Барбара, когда он закончил. – Что вы собираетесь делать, выписавшись из больницы?

– Прежде всего позаботиться о своей бабушке. Я хочу основать дело, которое обеспечило бы всем нам нормальное существование. А потом жениться на вас, если вы, конечно, согласны. У меня никогда не было жены. Для князя это просто немыслимо.

Он ожидал хоть какой-нибудь реакции своей подружки по тюремным временам. Но она

молчала. Эдуар ждал.

– Брак, как правило, всегда бывает неудачным, – прошептала она наконец. – Каждый человек – это остров. У него иногда возникает желание посетить другой остров, но ведь территория очень небольшая, и прогулка совершается довольно быстро.

– Ну, хорошо! Мы никогда не закончим прогулку по нашим островам. Мы попытаемся знать друг друга как можно меньше; ведь глубокое познание другого возможно только при помощи любви. Мы не будем рисковать.

– Создается впечатление, что вы уверены в моем согласии, – заметила она.

– Эту уверенность мне придает мое слишком большое желание. Простите бред тяжело больного человека.

– Господи! Мне же нужно подумать! – сказала она. – Почему вы обижаетесь?

– Я обижаюсь, потому что больше не могу ждать, Барбара. Ведь мы так давно знаем друг друга!

Она оставалась около него до самого окончания часа посещений. Они продолжали смотреть друг на друга, ни о чем больше не говоря. Основное было сказано. Каждый думал о том, что между ними возникло, что они оба воспринимали как волшебную сказку, как дар свыше, разрушающий границы унылой повседневности. Это было похоже на вызов, брошенный судьбе и здравому смыслу; ни один, ни другой не были простофилями и не пытались делать никаких выводов. Они были похожи на лунатиков, ощупью балансирующих в пустоте, вызывающей головокружение. У них не было больше вопросов друг к другу. Эдуар не спрашивал Барбару, как ее смог убедить мэтр Кремона встретиться с ним; Барбара не пыталась узнать, в какой момент, когда у него возникло это острое желание повидать ее. Барбару не интересовало, какой бы была его реакция, если б она была похожа на толстую, беззубую, пропахшую прогорклым маслом мадам Мишу с огромным выводком. Эдуар воздерживался от бесконечных повторений, что она красива и ее красота превзошла все его самые смелые ожидания. Они с наслаждением стали привыкать к сдержанности и молчанию.

Через час Кремона пришел откланяться, так как у него было свидание. По тону, каким это было сказано, Эдуар догадался, что «эта важная встреча» была встречей с его женой. Слишком радостный, что все так удачно сложилось, адвокат не стал задавать никаких вопросов – и так было ясно: у них все в порядке.

Когда Кремона ушел, Эдуар протянул Барбаре руку. Очень спокойно, она положила свою на его волосатую руку, от которой исходила сила, несмотря на болезнь.

Их молчаливая близость становилась все более страстной; страстная пылкость, исходящая из их молодых тел, захлестнула их в едином порыве самого тесного слияния. Оба, и Эдуар и Барбара, были оглушены, потрясены естественностью и чистотой такого счастья.

– Однажды я вас захочу, и все будет хорошо, – сказал князь.

Барбара прошептала:

– Конечно…

– Мне кажется, что ваша мать учила мою играть в шахматы.

– У них было много времени.

– А мне хотелось все время выйти из камеры, и весь день я дубасил в дверь.

– Это понятно.

– Я вас иногда поколачивал.

– Все должно иметь начало.

Они вновь погрузились в молчание, которое выражало больше, чем слова.

В палате стали появляться посетители к другим больным. Это были главным образом люди серые, заурядные: мужчина небольшого роста, с лицом недоноска, в черном пальто и клетчатой кепке, которую он не снял; толстая женщина с девочкой, больной монголизмом; супружеская пара старичков, выглядевших еще более плачевно и жалко, чем больной, которого они навещали; девушка в джинсах и куртке, севшая у изголовья мужчины с желтушным лицом; девчонка почти не разговаривала, беспрерывно жуя жвачку и поглядывая на часы, чтобы поскорее смотаться.