Княжич, князь
Шрифт:
— А поклонов земных на суде не бить, поясных вполне довольно.
Смущенные староста и бортник поднялись с колен:
— Да хранят тебя Обереги со Христом, князюшко! Приемлем, приемлем — как же нам возможно твою-то волю не приять.
— Воеводо Государев Креслав!
— Приемлю, княже.
— Вот и ладно. С миром изыдите. Избор, далее что там?
Опустившись в кресло и не получив ответа, князь Стерх вопросительно повернул голову в сторону писаря. Тот завороженно и явно ничего не слыша, провожал глазами золотых райских
— Избор!
От чуть более громкого повторного окрика писарь очнулся, торопливо вытащил из неровной стопки следующую челобитную и, зыркнув на князя, пристыженно откашлялся.
— Ежели ты, княже, стареешь да силу былую теряешь, — завел он, обретая снова в отработанной протяжности своего голоса утерянное благочиние, — то на охоту и собираться незачем. Не поможет тебе и свора твоя…
Неожиданная странность содержания челобитной запоздало дошла до его сознания, заставив запнуться.
— Похоже, тут у нас подметная грамота, — жестко проговорил князь Стерх. — Сюда ее!
Выхватив из руки Избора поспешно протянутый листок, он впился потемневшими глазами в строчки. Окликнул, не отрываясь:
— Василий!
— Заслон! — тут же прозвучала из-за спины зычная команда сотника.
Две цепочки ратников шагнули от крыльев галерейки вперед и сомкнулись в одну у ступеней крыльца. Неровное людское полукольцо перед ними испуганно подалось назад, по толпе от него покатилась волна движения. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, кого-то ненароком придавили.
Иов быстро, как филин, повернул голову, поймал взгляд Кирилла:
— За мною встань, княже.
— Может, в палаты его? — с беспокойством спросил келейник.
— Пока что не вижу нужды, — отозвался отец Варнава.
Сотник вышел вперед и с подчеркнутой чинностью спустился на несколько ступеней:
— Спокойствие, люди добрые, спокойствие! Княжье дело вам не во страх, не в обиду. Понимание имейте да благоразумия держитесь.
— Читай, отче, — протянул бумагу настоятелю князь Стерх. — Как бы это тебя даже поболе моего не коснулось.
Отец Варнава развернул грамотку и, откинув голову, прищурился:
«Ежели ты, княже, стареешь да силу былую теряешь, то на охоту и собираться незачем. Не поможет тебе и свора твоя — хоть издалеча в нее гончаков призывай, хоть из земель иных. Лучше дома сиди в мире да покое. А то на голубых кровей щенков твоих как бы волки матерые не сыскались. Не будил бы ты лихо, пока оно тихо».
— Однако…
— Мыслю, писарю допрос следует учинить безотлагательно. И мне быть при том.
— Не стоило бы суд прерывать, княже. Люд и так встревожен.
— Ничего, отче. Уверен, ты почти моими же словами думаешь.
Он отклонился назад, позвал в глубину правого крыла галереи:
— Боривит! Венд!
Затем порывисто высвободился из кресла. Подойдя к поставцу с ворохом челобитных, быстро просмотрел и отложил в сторону несколько листков:
— Эти — прежде прочих. Боривит, у кресла моего встань, сядешь после. Венд, сюда поди — за писаря будешь. А ты, Избор, с нами ступай.
Повернулся лицом к народу, вознес руку:
— По слову моему правом воли княжьей наделяется на время малое старший сын мой, княжич Боривит. Законы державные и Уложения Государевы знаемы им как бы не лучше меня самого — ведаете о том.
В толпе облегченно завздыхали, заулыбались уважительно. Напряжение ощутимо упало.
— Княжья доля — не всегда княжья воля. И о том такоже ведаете, люди добрые.
Поднявшись с места, отец Варнава последовал за за князем Стерхом. Брат Иов молча указал Кириллу на двери. За их спинами раздался зычный голос сотника:
— Княжий суд!
— Начинай сказывать, Избор.
— Что сказывать, княже?
— Правду. Откуда грамотка подметная взялась?
— Так вечор мы же вместе с тобою, княже, все челобитные предварительно просматривали — не было ж ее!
— До утра где бумаги пребывали? — спросил отец Варнава.
— Да здесь же, в светелке моей. В этой вот самой скрыне… — писарь кивнул в угол.
Отец Варнава оглядел темного дерева сундук, окованный прихотливым железным узором:
— А замок где?
— Нету. Не запираю я скрыню никогда, нужды не случалось. Да и наказа княжьего.
— Светлица запирается?
— Только на засовы. Снаружи да изнутри.
Настоятель перевел взгляд на князя Стерха.
— Ратники при вратах, ратники у всех входов в палаты, — ответил он с некоторым стеснением, дернув щекой, — а ночью еще и дозор надворный. Всегда хватало.
— Так… После того, как князь ушел, покидал ли светлицу?
— Да.
— Куда ходил?
Писарь опустил голову, побагровел и замолчал. В наступившей тишине со двора донеслось молодым, но старающимся звучать солидно, голосом:
— …Однако в завещании своем оный Володимер ни самого Боряту, ни жёнку его отнюдь не упоминает…
— Куда ходил? — чуть медленнее и громче повторил князь Стерх вслед за настоятелем. — Ответствуй!
— В девичью. Песен послушать… — втягивая голову в плечи, еле слышно выдавил из себя Избор. — Прости, княже.
Князь хмыкнул и провел по усам ладонью, стирая невольную усмешку:
— Воистину, было что скрывать. И постыдно, и едва ли не подсудно. А я-то уж начал думать… Когда уходил и возвращался — никого возле двери либо поблизости не приметил?
— Нет.
— Это кто-то из своих, княже, — сказал отец Варнава. — Почти всегда оказывается кто-то из своих.
Подумав мгновение, князь Стерх распахнул дверь и крикнул в нее:
— Гордея ко мне!
Завершил уже обычным голосом:
— Всех же наверх, в гридницу попрошу — внизу, пожалуй, тесновато будет.