Княжич Олекса. Сказ первый
Шрифт:
— Чего стоите?! — крикнул Александр. — Убейте его! Убейте!
Приказ юного князя подействовал на воинов: они бросились на оседланного бесом соратника. Когда же пронзённое мечами тело упало наземь, обнаружилось, что чудища ни на нём, ни рядом — нет. Но ждать долго не пришлось: оно уселось на шею другого мужика, одного из тех, что шли с княжичами из Смоленска. Свиное рыло ухмылялось и скалило зубы на ошеломлённых ратников.
— Чёрт зубастый! — выдохнул Федор Данилыч, сжимая в дрожащей руке кинжал.
— Убейте! — приказал Александр решительно. — Убейте тварь!
Мусуд бросился вперед и первым нанёс
— В оба смотрите! — велел Мусуд, стараясь подавить ужас, мёртвой хваткой вцепившийся в его сердце. Ему вспомнились всё страшные сказы, которые довелось слышать за свою жизнь: о шайтане, о слугах его джиннах, об окаянных еретиках, о ходячих мертвецах, о рогатых супостатах…
— Гляньте! Гляньте! — закричал кто-то.
Проклятое чудище выросло из-под земли за спиною раненого Федора, который, хныкая, пытался разбудить Данилу. Тварь не могла усесться на шею Фёдора, оттого, что тот был мал, но ухватила его за шею да, разорвав ворот тулупа, впилось в его шею клыками. Мальчик взвизгнул, затем затих, обмякнув в кольце когтистых рук.
— Господь всемогущий! — простонал Федор Данилыч. Среди внезапной тишины стало вдруг слышно отвратительное чавканье, которое издавало чудище, присосавшееся к княжичу Федору.
— Убейте же этого поганого! — Александр толкнул будто бы окаменевшего кормильца что есть силы. — Или нет у вас рук?!
— Что толку? Мы убьем княжича, а оно запрыгнет на одного из нас! — ответил Федор Данилыч дрогнувшим голосом. — Ишь, его ни меч ни кинжал не достает! Хитрит бес! Так до утра мы друг друга как пить дать порешим!…
Александр отступил от кормильца, пораженный своим открытием: наставник его испугался, трясется от страха! Мальчик бросил последний взгляд на несчастного Фёдора — глаза старшего брата еще жили, а лицо мертвело с каждым мгновением. Княжич, перестав колебаться, кинулся туда, где лежало его — еще детское по всем меркам оружие, — и поднял лук, подаренный ему отцом для науки стрельбы. Александр попробовал натянуть тетиву, но не смог — не хватало свободы движения. Тогда кинжалом он разрезал тугой пояс, срезал петли, и, скинув тулуп на снег, снова взялся за лук.
В тот миг, когда Александр, не тратя времени на прицеливание, натянул тетиву, Федор Данилыч оглянулся на своего питомца.
— Олекса — нет! Нет!
Стрела, взвизгнув в морозном воздухе, вонзилась в глаз, пробила череп, и вышла с противоположной стороны. Со стального наконечника закапала черная и густая, как воск, кровь. Чудище, прилепившееся к Фёдору, отпустило мальчика, покачнулось на кривых мохнатых ногах, и замертво повалилось наземь. Копыта дрогнули один раз — другой… и замерли. Мусуд подбежал к телу чудища и не без опаски склонился над ним. Тварь не исчезла в этот раз, не растворилась в воздухе, а лежала убитая.
— Мертвая! Мертвая! — крикнул Мусуд соратникам. — Князь прибил её стрелою!
Осмотрев Фёдора, татарин сообщил, что мальчик жив, но без чувств. Это принесло всем облегчение. Мусуд укутал княжича как можно лучше и пододвинул к костру, чтоб обогрелся.
Александр продолжал, несмотря на колючий холод, крепко сжимать лук, горящим взглядом буравя Федора Данилыча, стоящего с потерянным видом. Внезапно мальчик вынул из колчана еще одну стрелу. Натянув тетиву, Александр без малейшего колебания выстрелил в сторону своего наставника: стрела чуть не задела его щеку и впилась в темный ствол сосны позади Федора Данилыча. Кормилец вздрогнул, а дружинники, увидев это, вмешаться не посмели; они знали — по праву и обычаю князь может покарать тех, кого заподозрил в измене или трусости. Они не видели сейчас пред собою восьмилетнего мальчика, чей маленький нос покраснел на морозе, а побелевшие руки сжимали детский лук; они видели властного и сильного князя, которому обязаны подчиняться.
Александр приблизился к своему наставнику, пронзительно глядя на него. Он не промахнулся, стреляя в Федора Данилыча, а дал знак, с древних времен означающий, что подданный князя лишился его доверия.
— Тебя мой отец поставил хранить мою жизнь и жизнь моего брата, — сказал княжич. — А ты струсил, ты отступил перед врагом. Трус не может защищать княжескую спину! Трус не может учить князя воинской доблести, не может наставлять его в ратном деле!
— Твоя воля, князь, — прошептал кормилец, опустив голову. Чудилось ему, что с ним говорит не Александр, а его отец — грозный князь Ярослав и от чувства этого Федору Данилычу становилось страшно.
Александр помолчал, затем сказал твердо:
— Запомни, куда попала эта стрела! И запомни — она может прилететь и прямо в сердце!
Он отвернулся и зашагал туда, где лежал его тулуп. Мусуд, поняв, что Александр закончил с управством, прочистил горло и обратился к нему:
— Князь! Сжечь надо бы тварь. Так вроде принято с нечистой?
— Так сожгите… и других — тоже… — ответил Александр, натягивая тулуп на окоченевшие плечи и не глядя ни на кого.
Несколько ратников корягами потеснили мертвое чудище в сторону, следом бросили на него убитых ратников, закидали всё сушняком да корой и подожгли; когда огонь занялся, бросили весь запас дров, чтоб от жара и кости прогорели. Запахло паленой шерстью и жженым мясом.
На восходе небо заалело, а звезды поблекли. Долгая ночь подошла к концу. Медленно, крадучись, на лес наступал рассвет, загоняя тьму в расщелины, овраги, ямы, под валежник и бурелом, где тьма еще поклубилась немного, пока окончательно не растаяла. Пришло долгожданное утро.
Фёдор очнулся и, постанывая, попросил воды. Ему дали талого снега и еще медовухи, чтоб прибавить сил. Княжичу стало легче, и он спросил, что же произошло.
— Жутко сказывать, — ответили ему. — Анчутка в гости захаживал!
— Анчутка? — слабо переспросил княжич.
— Бес лесной! Правду лесовики говорили — обитался он здесь… Говорят, раньше она, эта чертовщина разная, от людей вовсе не пряталась, на глаза всюду показывалась. А нынче век люди живут и даже вполглаза не встретятся с лукавым, и уж веровать-то перестают, что есть оно — зло это где-то!… А мы вот повстречались, себе на горе…
Всем не терпелось покинуть это проклятое место. Перед отбытием Александр отдал приказания двум ратникам: одному велел посадить пред собою в седло ослабевшего Федора, чтобы следить за ним, а другому — позаботиться о несчастном Даниле Заточнике. Оседлав коня, Александр повернулся к Мусуду и сказал просто: