Княжич Юра
Шрифт:
Раньше, поначалу, ещё инструктор присутствовал, присматривал за мной — вдруг я плавать не умею и решу тонуть начать? Он же являлся и «обеспечением неотложной медицинской помощи», так как имел необходимые «корочки» и собранную в соответствии с утверждёнными правилами аптечку. Но, после первых трёх занятий, инструктор успел убедиться, что не смотря на все мои концерты с медленным спуском и входом в воду, на самой воде, я чувствую и веду себя вполне уверенно: плаваю спокойно; дурацких финтов и выпендрёжа не практикую; на прыжковую вышку лезть не пытаюсь: слишком быстрым темпом себя не загоняю, да и вообще — клиентом являюсь тихим и беспроблемным. Посему, с
Нельзя сказать, что это было правильно с его стороны, так как несчастный случай происходит именно в тот момент, когда его меньше всего ждёшь. Даже тогда, кода его ничто не предвещает, и к нему нет вообще никаких видимых предпосылок. В конце концов, и у пятнадцатилетних, в нынешнем мире с его экологией, жратвой и здравоохранением, случаются сердечные приступы и проблемы с давлением, не говоря уж о мышечных спазмах или кишечных коликах. А бассейн, это вода — фактор повышенного риска. Но — это его дело, и его отношение к работе. Точно так же, как и его ответственность… уголовная, в случае чего. Меня лично, его отсутствие во время моих купаний, более, чем устраивало. Все довольны.
Сегодня, он поступил точно так же: встретил, кивнул и побрёл в кафетерий флиртовать с тамошней буфетчицей… или, буфетчица, это в буфете? А как, тогда работница кафетерия? Официантка? Не очень это определение подходит для того формата, в котором здешний кафетерий работает.
Пустой зал, бассейн в центре, наполненный прозрачной, чуть-чуть голубоватой водой, высокие окна почти во всю стену, дающие днём достаточно освещения, чтобы не использовать искусственное, скрип двери за спиной. Я оборачиваюсь и невольно замираю, задерживая дыхание.
Кто-нибудь видел фотомодель в бикини непосредственно перед собой, вот так, совсем близко? В каких-то трёх-пяти метрах от себя? Не на экране монитора или телевизора, не за стеклом, не на подиуме, не в свете ослепляющих софитов, создающих некий незримый, но непреодолимый рубеж недоступности, отделённости того маленького мирка, что залит этим светом, ото всего остального мира, покоящегося во мраке?
Я вот увидел. И обалдел от увиденного. Если бы, в этот момент меня потрепал за плечо вставший рядом скелет в чёрном глухом балахоне с капюшоном, накинутым на голый череп и зазубренной косой в свободной руке, то единственной реакцией моей на него было бы недовольное дёрганье плечом, стряхивающее его руку и короткое: «Не мешай!» Я бы даже головы к нему не повернул в этот момент, отвечаю!
Как ещё описать это состояние? Не знаю. Да и стоит ли его ещё как-то описывать, если можно потратить время и усилия на описание той, что это состояние смогла спровоцировать?
Сочетание слов «модельная внешность», как бы, уже подразумевает под собой высокий рост, длинные стройные ноги и отсутствие лишних килограммов на похожем на произведение искусства, словно вытесанном античным мастером из мрамора теле. И Анастасия Дмитриевна этому описанию соответствовала. И статью, и ростом. Меня, конечно, не догоняла, но я — разговор отдельный. У меня наследственность такая. Я и среди своих сверстников сильно по этому
Она была стройной. Это определение касалось не только ног, но и всего остального тела. При этом, его пропорции визуально очень близко подходили к классическим, распиаренным в мире писателя «90–60–90». Волосы были аккуратно спрятаны под белой плавательной шапочкой, а соблазнительные изгибы подчёркивал минималистичный белый раздельный купальник.
Смотреть на неё было приятно. Зрелище затягивало. Не хотелось отводить от неё взгляда.
Она была красива. И она знала об этом! В глазах её не было сомнений или застенчивости. Наоборот, взгляд её был сильным и уверенным. Она, в своей привлекательности и том, какое влияние оказывает на мужчин, не сомневалась.
Не стала для неё сюрпризом и моя реакция. Ведь, именно на такую она и рассчитывала. Поэтому, в этом её взгляде возможно было прочитать не только уверенность, но и удовлетворение.
Пожалуй, она обиделась бы, не застынь я изваянием сейчас при виде неё. Или даже оскорбилась.
Обижать женщину невниманием — последнее дело, да. Однако, и долго тупить — тоже не хорошо.
Так что, я с усилием заставил взять себя в руки и отмереть, прикрыв рот и начав снова дышать.
— Вы… Вам очень идёт этот цвет, Анастасия Дмитриевна, — сумел подобрать достаточно нейтральный комплимент я.
— Спасибо, — улыбнулась и изобразила некое подобие шутливого книксена она. — Ну что? Будем плавать?
— Будем, — кивнул я и преодолевая собственное сопротивление, повернулся к бассейну. Вид воды в непосредственной близости от себя, довольно сильно и быстро охладил накал эмоций, вернув «с небес на землю». Я ведь уже говорил, что мне, хоть и полегчало, но от всех последствий фобии я ещё не избавился.
Анастасия Дмитриевна подобными проблемами с головой не страдала. Поэтому, сделала шаг, другой, ускорилась и в воду вошла изящным прыжком, взрезав до того неподвижную поверхность почти без брызг. Это было красиво. Я оценил.
Но сам так выпендриваться и прыгать не стал. Хоть и мог. Однако, вошёл в воду, всё же, медленно, спокойно и по лестнице. Правда, заняло это всё действие значительно меньше времени, чем обычно.
* * *
Ожидать подвоха я перестал, наверное, минут через тридцать купания. До этого, так и казалось, что вот-вот, вот прямо сейчас, в следующую минуту, снайпер, притаившийся где-то высоко, на втором этаже, где-нибудь в оператоской или рядом с ней, в вентиляции, начнёт высаживать по мне, видимому для него с той позиции, как на ладони, пулю за пулей. Или, что вот-вот ворвутся пара-тройка человек с пистолетами-пулемётами или штурмовыми винтовками, и накроют нас обоих с Анастасией Дмитриевной градом горячих свинцовых подарков, от которых ни спрятаться, ни укрыться в этом бассейне негде. А вода ещё и не позволит быстро двигаться, чтобы хоть попытаться покинуть сектор обстрела.
В принципе, если б в то время, что-то подобное произошло, то у нас бы не было никаких шансов. Это стало бы идеальным покушением… правда, смогли бы после этого стрелки уйти — это уже вопрос. Вопрос к уровню серьёзности СБ Долгоруких. Серьёзности отношения к делу моей защиты… хотя, себе-то не стоит врать: не защиты, а ловли на живца.
Однако, проходила минута, вторая. Потом десять и двадцать минут, а стрелков не было. И я постепенно расслабился. Оттаял. Решил, что пронесёт. Что убивать меня придут не сегодня, как не приходят уже неделю.