Княжич. Соправитель. Великий князь Московский
Шрифт:
– А нам и избирать-то его не надобно, – перебил сына Василий Васильевич, – в бозе почивший святитель Иона сказывал мне, что избрал себе заместником отца Феодосия, архиепископа ростовского. Отцы наши духовные о сем ведают и собор без Царьграда, мыслю, созовут вборзе.
– Ныне нам Царьграду челом более не бить, – добавил Иван. – Сама Церковь наша своего русского митрополита рукополагать будет.
Взглянув сбоку на отца, Иван увидел, что великий князь побледнел от усталости, и промолвил:
– Довольно о делах нам говорить. Притомился ты. Отдохнуть тобе надобно.
Весна этот год на редкость дружная. К девятнадцатому апреля, на третью неделю после Пасхи, от снега и следов не осталось даже в оврагах. Кругом зеленеет трава светлой молодой зеленью, а с ясного голубого неба чаще доносятся звонкие крики гусей и красивое трубное курлыканье журавлей.
Московские сады и рощицы, спешно распуская сережки берез и ольхи, пушась серебристыми шариками вербы и развертывая первые клейкие листочки, радостно звенят птичьими голосами. Погода все эти дни стоит такая ясная, а воздух такой легкий и свежий, что Василий Васильевич как-то сразу окреп и повеселел.
Сегодня, после праздничного завтрака, захотел он погреться в горячих лучах весеннего солнышка. По его приказу дворецкий велел расставить с южной стороны на гульбищах скамьи для всего его семейства.
Великий князь был весел и оживлен.
– От тополей-то дух какой, а? – говорил он радостно. – Дух-то такой легкий, а ты, Иване, сношеньку да внука моего взаперти доржишь! Поезжай-ка с ними для-ради праздника в Красное село либо в Занеглименье в рощах погулять да и братьев молодших с собой возьми.
– И яз с тобой, сыночек! – воскликнула Марья Ярославна и, обратясь к дворецкому, добавила: – Ну-ка, Данилушка, собери все борзо да вели снарядить две колымаги, что поболее, а коней впряги смирных, с детьми ведь поедем.
– Слушаю, государыня, – кланяясь, сказал Данила Константинович и спросил нерешительно: – Можно моей Луше при тобе, государыня, в поезде быть?
– Пусть, пусть едет, – живо откликнулась Марьюшка, обнимая свекровь. – Мы с ней из одуванчиков венки плести будем для Ванюшеньки. Он ведь цветов-то никогда еще не видел.
Поезд вышел большой: за колымагами ехали еще три телеги с челядью дворской, груженные снедью всякой и питьем. Была еще и стража конная. Ехать было решено в Занеглименье, в березовую рощу, что недалеко от бабкиной подмосковной. Иван же с Юрием и Курицыным ехали верхами. С ними были стремянные, из которых выделялся Саввушка, рослый, плечистый парень, новый стремянный Ивана, взятый вместо состарившегося Илейки. Он, как и сам молодой государь, может гнуть толстые железные прутья и рвать пополам утиральники. Почти от самого красного крыльца Иван сразу погнал вперед к Боровицким воротам.
– Мы токмо новую церкву осмотрим, – крикнул он матери, – догоним потом!
Это была каменная церковь Рождества Ивана Предтечи у самых Боровицких ворот, которую этим летом заложил Василий Васильевич вместо деревянной, совсем обветшалой.
– Сказывают, государь, – заметил Ивану дьяк Федор Васильевич, – что сия церква
Они внимательно осмотрели постройку. Стены были до конца уж доведены, и каменщики клали перекрытия. Ивану не понравился этот храм, хотя и была соблюдена в нем соразмерность частей.
– Нет, Федор Василич, – сказывал он Курицыну, – не то сие, что видал яз в Ростове Великом и в Володимире. Нету в церкви сей того величия и лепоты, как умеют созидать в камне ростовские и суздальские зодчии.
Они выехали в Занеглименье молча и, проехав версты две, пустили лошадей легкой рысцой. В полях пели жаворонки, а мужики, покрикивая и понукая лошадей, кое-где разворачивали сохами-косулями прошлогоднюю щетину жнивья под овес, чтобы успеть до мая посеять. Грачи, важно переваливаясь на ходу, следовали за пахарем, выклевывая червей и личинок. Меж этих важных птиц сновали юркие скворцы, ловко перехватывая добычу и на свою долю.
– Вот так и мы за кажным пахарем ходим, – усмехнувшись, сказал Иван. – Недаром народ-то баит: «Один с сошкой, а семеро с ложкой…»
– Ну вот и надо бы всех пахать заставить! – воскликнул Юрий. – Всяк бы собя сам кормил.
Иван громко рассмеялся.
– А кто бы горшки делал? – спросил он весело. – Кто бы серпы да косы ковал, сохи бы ладил? Кто бы в конниках был и от татар Русь ограждал?
Все смеялись в ответ на эти вопросы, и Юрий, тоже смеясь, спросил брата:
– Что ж тогда прочим-то деять надобно, дабы сирот не обижать?!
Иван перестал смеяться, сказал твердо:
– Всякому надобно свое деять, что он ведает и умеет. Тогда никому обиды не будет, а всем польза.
– Вон там, государь, – крикнул Саввушка, – и поезд государынь наших видать! Вишь, там, к роще-то поближе, колымаги ихние едут, а коло них – конная стража.
– А ну-ка, кто скорей к ним догонит?! – воскликнул Иван и погнал коня.
Месяца мая в третий день назначено было открытие Священного собора для избрания нового митрополита всея Руси. Иван поехал в колымаге, сопровождая недомогавшего отца. По дороге к каменным митрополичьим покоям Иван снова заговорил с отцом о выборах.
– Отец, – молвил он сурово, – ты сказал, что покойный владыка сам собе избрал заместника. Без тобя сие наметил митрополит?
– Нет, сыночек, нет, – торопливо ответил Василий Васильевич, – как можно сие деять без государя? Он меня просил о Феодосии, и я его мольбу принял, и владыки о сем ведают.
Иван успокоился и сказал с улыбкой:
– Помню яз, бабка мне, отроку еще, наказывала: «Богу молись, а попам не верь». Не все ведь такие доброхоты нам, как был святитель Иона. Надобно, чтобы Церковь во всем послушна была государю московскому и могли бы мы государствовать властно для пользы всей Руси. Ворогов наших надобно смирять не токмо мечом, а и крестом. Митрополит же силу имеет целое княжество от Церкви отлучить, прекратить в нем все требы церковные и даже звон колокольный.