Княжий остров
Шрифт:
Он зажмурился и с отчаяньем на лице взмахивает по ногам деда и падает, потеряв равновесие. Коса делает круг, а Буян невредимый пляшет… Егорка замахивается еще косой, раз за разом, наступая на старика, слышен свист острой стали. Дед неуловимыми движениями уходит от ее разящей песни, весело щерится и дуракует, сыплет прибаутки. Велит отложить косу и дает ему карабин, передернув затвор и вогнав патрон в патронник. Отходит шагов на двадцать к грани выкошенного круга.
— Стреляй в меня!
– Дед Буян, ты чё, спятил? Я на сто шагов из отцова карабина в пятак попадаю… Не буду палить! — в ужасе говорит он.
— Гутарю, стреляй!
Егорка стреляет навскидку. Буян ловко уклоняется
— Ишшо пали, да целься шибче! Разогрей мне кровушку
Егорка передвигает затвор и выпускает всю обойму. За спиной деда отлетает кора от стволов сосен. Буян подходит к нему, щерится:
– Ну чё? Аль патроны кончились? Вот и бери тебя, милой, голыми руками. — Он вынимает из кармана яблоко и кладет на высокий пень. Ходит с обнаженной шашкой вокруг, потом резким взмахом рубит. Яблоко не шелохнулось.
— Промахнулся! — смеется Егорка.
– Неужто?! — изумляется наигранно дед, — а ты подай мне ево, да бери за корешок, — усмехается в бороду Буян.
Егор поднимает яблоко за корешок и потрясенный видит, как отделяется верхняя половина. Яблоко разрублено. Они едят эти половинки. Егор с восхищением смотрит на старика и готов делать все, что тот прикажет.
Еще вспомнились тренировки Буяна и Егора с деревянными шашками. Дед учит его уклоняться от ударов, но палка в руках старика часто и больно бьет мальчишку, он кривится и чуть не плачет от боли, настырно бросается в атаку на веселого Буяна…
Ночь. Они вдвоем сидят на скошенной траве у костра, вдруг дед встает и манит парнишку от огня в темь. Положив ему тяжелые ладони сзади на плечи, говорит:
– Задери башку… Видишь, вон она Большая Медведица — наша мать кормилица, символ Казачьего Спаса… Бог велик! Запомни, с этова дня нету над тобой никакой власти, никакого атамана — характерник напрямик говорит с Богом и слушает только ево глас. Гляди на взоры вселенной! Гляди! Это глаза твоих дедов и прадедов, глаза былых пращуров. Они зрят оттэль на твои подвиги, как ты защитишь святую Расею, не подведешь ли ихний корень…
– Звезды глаза дедов? — изумленно вторит Егорка, глядя пристально в небо.
– Не подкачай, паря, ответ перед ими большой, они всю жисть твою земную на тя будут светить, испытывать совесть твою и отвагу. Так-то… Обучу я тебя такой науке, что сможешь зачаровать и побить любого врага. Спас — бескрайняя степь и бездонный колодезь русского духа. Не для баловства все это, а для схватки с врагом и возмездия ему за Русь святую. Когда состаришься — передашь науку далее, как мне дед передал… Не бойся за себя в бою, ибо сразу сгибнешь… попервой береги друга… За други своя!
Ты станешь сгустком звездного света и овладеешь копьем-лучом Святого Георгия… Казак взращен простором степей и небес, силой дубрав, вспоен медовым нектаром ветров, закален огнем солнца и живет державностью земли своей. Гляди честно дедам в глаза! Какие ядреные и ясные очи! А счас становись рядом на коленки и втори за мной слова заветные молитвы Стос… молитва, только молитва отворит тебе врата в Царствие Божие и придаст силу неимоверную… Молись!
Осень… Они опять с Буяном на острове. Варят на костре запашистую щербу из пойманной рыбы. Егор берет дедов карабин и подает, сам отбегает подальше и кричит:
— Стреляй в меня!
– Не рано ишшо? — басит дед, — в ману вошел? молитву прочел? все впитал?
– Стреляй! — парнишка слегка покачивается, взгляд его затуманен, губы шепчут святые слова…
Грохает выстрел. Пуля с воем обдувает щеку, и Егорка радостно вопит:
– Я видел ее! Я видел! Она летит, как пчела, можно легко увернуться! Я видел ее!
– Вот и ладом все! — Буян подходит, ласково
После одной из тренировок на острове Буян у ночного костра поведал любопытному парнишке дивную историю. Поразительно, но о людях из прошлых веков и своих пращурах он говорил — «мы», словно сам присутствовал там…
– Илья Иванович, — попросил Егор, — можно я расскажу древнюю легенду деда Буяна?
– Расскажи, если это имеет отношение к теме нашего поиска.
– Имеет… самое прямое отношение к Беловодью. Я буду говорить, как он сказывал, сохраняя удивительное слияние с прошлым. Так слушай же…
– Говори, — Окаемов дал знак Селянинову и Мошнякову быть внимательнее.
– Мы участвовали в казачьем сполохе и восстании Кондратия Булавина и когда поняли, что окружены войсками князя Долгорукого, истребляющего безжалостно казаков от старого до малого, решили уйти ночью на стругах по Дону в чужие края… Нас было много тысяч душ… С бабами и ребятишками, со стариками и старухами, божественными книгами, церковной утварью и колоколами в стругах, да прочим хозяйственным скарбом, мы тайно отплыли темью из Черкасска… Атаман Некрасов пред этим строго обошелся с лазутчиками и предателями, он выявил их давно, но только в самый нужный момент эти засланные и купленные были изрублены шашками и кинуты в Дон… Старшина каждого струга неукоснительно выполнял приказ атамана о строжайшей тишине во время сплава мимо карательных войск у нынешнего Ростова… Ежели расплачется ребенок, ради спасения остальных он должен быть утоплен… Струги плыли в полной тишине, и удалось проскользнуть незамеченными. Пожили некое время на Кубани, а когда нас и отгудова согнали, вышли в Черное море миром всем, и сплылись струги, и начался казачий круг… Некрасов настаивал держать путь вдоль берега к Болгарии и, обогнув Черное море, найти в Турции безлюдные места и основать станицы… Но зачался разброд, один из куренных атаманов храбрился и требовал идти напрямки, чтобы скорей достичь желанного убежища. Некрасов пугал, что в это время года случаются частые бури и придется идти на парусах через дьявольскую воронку, где даже сало тонет, утаскиваемое на дно… Совет стариков молчал, и Некрасов рассерчал, с тысячью казаков и их семьями уплыл вдоль берега…
– Остальные двинулись через море и все перетонули, — прервал рассказ Окаемов, — я знаю эту историю и бывал в станицах некрасовцев в Турции.
– Совет стариков молчал по приказу старейшины, своего начетчика… некрасовцы старообрядцы… они молчали потому, что идти туда, куда они надумали, было нельзя с буйным Некрасовым. Они не приняли и нового атамана; тот с половиной людей устремился через море… С ним пошли дерзкие и хорошие казаки, но гордыня затмевала им разум и не услышали они Бога и старейшин… Их паруса скрылись за горизонтом, а ночью разыгрался страшный шторм, застигнув струги как раз на том бесовском месте, где сало тонет в воде.
Переждав шторм на берегу, мы опять спустили струги, подняли паруса и пошли за передовым судном, ведомым Богом и рукою старейшины, сидящего на корме и прижимающего к себе драгоценное нечитанное Евангелие, как знак открывающейся новой жизни. В море не встретили никого, высадились у какого-то иноземного селения и наняли караван верблюдов… Путь через Персию на Алтай, в Беловодье…
– В Беловодье? — ахнул Окаемов, — что же ты раньше молчал?
– Да потому что это не приходило, видать, не нужно было… Только сейчас я начинаю понимать, откуда у деда Буяна была такая крепкая старая вера, такие знания Казачьего Спаса… он бывал в Беловодье и, верным делом, знал, как туда пройти… Вот так оказался на Аргуни донской казак.